Поэт, переводчик, литературный критик. По образованию филолог, профессор ДГУ. Автор сборников стихов и множества поэтических и публицистических книг. Удостоена награды «Золотое перо России». Родилась и живёт в Дагестане.Председатель дагестанского отделения Союза российских писателей.
* * *
Здесь хлеб с чабрецом не пекут и дым не горчит над селом,
Убринские жены кувшин к роднику не поднимут на плечи.
В пахучие травы коровы не ткнутся шершавым теплом,
И вечер не выйдет навстречу отарам овечьим
Под говор реки и напевы родной лакской речи.
Был ли кто здесь?..
Постаревшая нежность, затаенная в камне, стынет в горсти,
на губах запорошенной пылью последний горчит поцелуй.
Примет ли высь запоздалое слово «прости»,
когда скорбь переполнит молчанье святой Вацилу,
чтоб отчаянье дней провести бороздой по лицу?..
Будет ли кто?..
* * *
Звуки – мальчишество речи, –
горы не требуют слов,
здесь говорящий увечен,
как конь без подков.
Звуки – воинство речи,
молодость древних слов –
памятью раны лечат
и возвращают кров.
Материнское слово, здравствуй,
Живи, отцовская быль.
Забвение речи – рабство,
Жизнь без памяти – пыль.
* * *
Подъём был так тяжел, что звуки отступили,
И воздух медлил быть… Присядь со мной, чужой.
Подъем и спуск дыхание стеснили,
Испытывая путь мой чередой.
Ты не случайно здесь, паломник, тайный друг.
Здесь нет красот, лишь высота стремленья.
Смотри, как Солнца светлоликий круг
Вверяет нам лучи благословенья.
Молчи, молчи… Пусть горы говорят,
Послушаем сердца тысячелетий.
Они, как птицы, над землей парят,
Не мы за них – они за нас в ответе.
ГОРЫ ЛЕЧАТ
Торг объявят для царского входа в золотушный, нахрапистый рай,
На асфальтовом ложе природы в сад химер превратился мой край.
Бьются камни оград об ограды, спесь богатого сброда крепка,
Жизнь течет ритуальным обрядом, бессловесна, бесстрастна, пуста.
Там, за грядой дышит ветер степной,
Поднимается в небо по кручам.
Он теперь сам не свой, не шальной, не хмельной –
Он горами к молчанью приучен.
Выжимаются камни до трещин, загоняют леса под асфальт,
Черный цвет выбирает женщин, алый цвет выбирает ребят.
Роль скорбящего сына – свободна, торжествует отец на пирах,
А земля, одинокая память, колыбели качает в горах.
Там, за грядой веет ветер морской,
Все стихии – паломники неба.
Тишиной, тишиной
СМОТРИ
Смотри, в горах так умирают сёла:
Сначала крыша рухнет, а потом –
Войдут в дома лихие новосёлы –
Ветра, дожди, и молнии, и гром.
Как будто нет следа от давнего жилища,
Но стены так стоят, как в горле ком…
Не так ли ты, мой край, родное пепелище:
Ртам барским, холуям, злодеям – пища,
И голод тем, кто кормится трудом.
Как странно: нет голов, но спину держит дом.
БЫЛО-НЕБЫЛО
Мою несбывшуюся жизнь хранит бессмертник желтоглазый,
Цикорий синь ей обещает, тмин горный луг штрихом чернит,
И подорожник у дороги, не зная дней пустых и праздных,
Под пылью в поле зеленеет, целебной горечью манит.
Мое утраченное детство разбегом клевера ложится,
И слепотой куриной машет, пастушьей сумкой теребит.
У мамы руки пахнут мятой, морщины бабушки — корицей,
А дед орех мускатный в чашку неторопливо накрошит.
Моя беспочвенная юность искала корень девясила,
Ромашкой горной облетела и горицветом изошла.
Где мама сеяла и жала, растила травы и косила,
Сухой, рассеянный пустырник бессонной ночью я нашла.
И молодость, в шафранном свете перебирая дни, как письма,
Легко бессмертником уходит, вдогонку рвется базилик.
В полыни прячет зрелость слезы, и сохнет старость желтой пижмой
Над одиночеством бестравья, где город сумрачно безлик.
Моя несбывшаяся жизнь – село, деревня, травы, поле…
Перебирает ветер листья и шлет мне письма без конца.
В плену у времени скитаюсь, пою о памяти и воле
И растревоженные раны лечу глазами чабреца.
НА КАМЕННЫХ ТРЕЗУБЦАХ ТУРЧИДАГА
На каменных трезубцах Турчидага струится сок гранатовых рассветов,
Упругий день взбирается по кручам, чтобы спустить с вершины облака.
Как вечность молода, когда в порывах ветра
Бурьяном стелет путь, бесплотна и легка!
Парит орел, страж высоты извечный, кружит скала под куполом полета,
Ведет тропа нехоженой печалью, и горы ждут над пастбищем времен.
Как вечность молода, когда в плену дремоты
Роняет лепестки на насыпи имен!
Фиалковые тропы поднебесья тревожат синь обманчивого моря,
Разбиты волны трав о прихоти камней.
Как вечность молода, день с ночью тайно ссоря
И посылая в небо журавлей!
В ладонях гнезда вьют доверчивые чувства,
И ласточки срываются с руки.
Как вечность хороша, как время льется густо,
Храня любовь, забвенью вопреки…
Над поникшей землей
Горы лечат –
И тех, кто там не был.
СМЕРЧ
Куда же я должна уносить
то, что переполняет мое сердце?
Оно сильнее меня,
хотя еще не обрело голоса
и думает, что спит.
Но в какие-то мгновения
смерч чужой тоски
вздымает мою душу
к высоте неба
и стражи горла
перехватывают его.
Может, если бы смерч тайной силы
смог обернуться вокруг земли,
девочки с несозревшим сердцем
не успели бы обернуться поясом смерти
и мальчики с когда-то пухлыми щечками,
прикасаясь к холоду оружия,
никогда не забывали бы руку матери,
ведущей их к дому…
БЛАГОСЛОВИ МЕНЯ, ЗЕМЛЯ
Когда кружится голова,
Всему виной твои объятья.
Слова безлики, как трава,
Как жизнь от смерти до зачатья.
Когда не названа вина,
Молчанье горестней упрека.
Я, от тоски своей пьяна,
Забудусь в поле ненароком.
Когда темнеет день до срока
И ищет вечер равновесье,
За возвращение к истокам
Какая плата в поднебесье?
Благослови меня, земля,
Чтоб, сотворенная из глины,
Я в грудь твою легко легла
Под трепет горестной полыни,
Чтобы в печали о высоком
Звучала песня сыновей
О том, что чище нет истоков
И нет святынь, тебя родней.
НЕ УТОЛЮ
Разве ты еще помнишь меня, вестник слепых превращений?
На твоем берегу рассыпаются призраки дней.
Одинокие птицы случайных, как взгляд, возвращений,
Задевают крылом утомленные сны кораблей.
Мокрый камень от пены морской заслонился бездонным молчаньем,
Золотистые струи песка променяют твой берег на дно.
Я прощаюсь с тобой, и жемчужины наших свиданий
Буду петь, буду пить, как несбывшейся страсти вино.
Каспий, Каспий…
утоляется ль сердце любовью, а небо тобой?..
По скалистым террасам земли я к вершинам продолжу свой путь,
Чтобы горной рекой обернувшись весенней порой,
Утолить свою боль, свое сердце истокам вернуть
НЕТ К ТЕБЕ БОЛЬШЕ ПУТИ
Продано, продано, продано…
Преданных просят уйти.
Родина, родина, родина –
Нет к тебе больше пути.
Делят, стреляют, враждуют,
Ищут врагов, создают,
Если о мире толкуют,
Значит, изящнее бьют.
Волки лакейской породы
Вещают согласье элит.
Будет терпеньем народа
Каждый из свиты сыт.
А если кто и услышит
Чей-то сдавленный крик-
Это «элита» рыщет
В поисках новых улик.
Чьими заплатим?
Чужими, своими?
Кто исцеляет боль?
Будут нам «братья»
В масках иль в гриме
Смешивать с раной соль.
Лекари, пастыри, лидеры –
Сколько овец и братвы…
Заказчики, скупщики, киллеры-
Элита несчастной страны…
ОДНА НАДЕЖДА…
Сколько ударов может выдержать Кавказский хребет,
протянувшийся с запада на восток от Черного до Каспийского моря?
Можно ли узнать об этом, если две тысячи пятьдесят его ледников
сейчас находятся в периоде отступления,
а высочайшие вершины Кавказа между Эльбрусом и Казбеком ,
среди которых 20 пиков, превышающих гору Монблан,
и 15 вершин, поднимающихся выше пяти тысяч метров над уровнем моря,
еще не замечают, как жители гор спускаются с вершин?
Если помнить о том, что ледники отступают ввысь,
можно ли измерить время их встречи с Атлантами
и предел их существования?
Атланты помнят, что некогда боги создали на Кавказе место своих игрищ
и выбрали для него северный склон восточной части Кавказского хребта,
величественные отроги которого образовали горную страну Дагестан.
Люди, рожденные на вершинах,
куда каждую ночь опускался красный диск Солнца,
хранили его огонь и умели говорить с Небом
на языке его посланий.
Если помнить, что Дагестан – это гора языков,
можно ли измерить меру их богатства и высоту их достояний?
Сколько ударов может выдержать язык братства,
чтобы остановить утрату родных наречий
и падение горных народов в низины?
В горах не осталось мужчин,
чье слово было бы лучше их молчания,
потому что предательство стало их жизнью,
а те, чье молчание не могут искупить никакие слова,
преданы земле,