«Человек в маске» рассказывает о некоторых мелочах из жизни рядового бойца
В свои 27 лет у него за плечами учеба в одном из республиканских вузов, армия. Талантливый спортсмен, многократный чемпион Дагестана по борьбе, призер зональных и всероссийских состязаний. По специальности не работал, перебивался тем, что находил случайную работу, по его меркам, более или менее прилично оплачиваемую.
Он из семьи самой обычной — малообеспеченной и без связей: устраивать парня получше некому, купить должность не на что. Но уже два года, как в правоохранительных органах. Год назад женился, живут на съемной квартире, ждут первенца. Говорит откровенно и искренно, как «не для газеты»; ушел вовремя, верно угадав, что все, что можно, сказано, и самое лучшее теперь — попрощаться.
О встрече Нового года и «гаишниках»
— В девять утра 31 декабря вступили на смену, — рассказывает он. — И, как положено, отработали до девяти вечера. Находились на посту с «гаишниками». На этот раз, как бы не сглазить, все обошлось благополучно. Думаешь, сменились и разъехались по домам встречать Новый год в кругу своих и с шампанским?
— Прибыли на базу, там в качестве запасной смены, готовность — три минуты, на случай возможных чрезвычайных происшествий оставались до утра. У нас такой порядок: кто днем дежурит, тот ночью в запасной смене, а кто ночью дежурит, тот днем — в запасной смене. Участвовать в новогоднем салюте нам запрещено. Все могут, а мы — нет! И, конечно, пить тоже. Но, признаюсь, мы с товарищем выпили пива и я, под шумок, весь город ведь гремел и озарялся, опустошил полрожка. С пожеланием, чтобы в новом году меньше стреляли и лучше жилось.
Утром, уходя на работу, наблюдал у своего дома: вовсю трудятся работники ГИБДД: листают документы у остановленных водителей, некоторых из них сопровождают к припаркованной тут же машине. А по обеим сторонам улицы, в трех точках, стоят или похаживают колоритные ребята в полной экипировке, в черных масках, поигрывая автоматами, словно не зная, что с ними делать. Картина наводит на непраздничные мысли. Женщина, проходя, проговорила: «Спецоперация, что ли, начинается?..»
Не обязательно, чтобы спец-операция. Нас придают к нарядам ГИБДД для усиления. Ну боятся они. А с нами чувствуют себя увереннее.
Понятно, сейчас время плохое. Вот бы наивно спросить у тебя: наши «гаишники» еще берут взятки? И удивившись, услышать: нет, теперь не берут.
— Нет, берут. Но я бы не сказал, что у них легкая жизнь. Требуют с них еще как, отчетность такая: и по лишенным правам, и по другим нарушениям надо, чтобы показатели были высокие. И за выясненный факт получения взятки их по голове не глядят. Вдобавок и очень небезо-пасно.
И все равно берут?
— Ну вопросы… Да как это, чтобы груженый КамАЗ проехал и не оплатил? Даже думать неприлично. Опытные водители сами дают, без слов, знают: будешь пререкаться, дороже обойдется. А среди «гаишников» такие умные ребята попадаются, тонкие психологи: доведут водителя до такого состояния, что тот будет стараться насильно всучить деньги, а «гаишник» возьмет их, сделав большое одолжение.
А знаешь гаишника, который не берет?
— Нет… Ну одного знал. Но он развелся с женой, напортачил на работе и его уволили. Жаль, хороший парень.
Правду говорят, что в милиции каждый мечтает о месте в ГИБДД?
— То есть хотел бы и я быть «гаишником»? Я бы не хотел. Мне приходится работать с ними, знаю. Там надо быть… (не находит слов). Надо быть очень жестким и … черствым. Нет, не хотел бы.
О том, кому симпатизируют журналисты
— Спецоперация, проведенная в начале декабря в Кировауле, Кизилюртовского района, — говорит он, — одно из тех дел, которое запомнится мне надолго.
Расскажи о нем подробнее?
— Я находился в оцеплении, достаточно далеко, и описать, как все происходило, не могу, — сам знаю с чужих слов. При спецоперациях так принято: мы, омоновцы, окружаем, а в боевой контакт входят, штурмуют спецназовцы ФСБ. Шестерых боевиков убили. Все молодые ребята.
Убили шестерых молодых дагестанцев, а ты был с теми, кто это сделал?
— Да, я подчинялся приказу. И выполнял свою работу, которую я обязан выполнять, если даже порой она мне не нравится.
Я не думал тебя обвинить…
— Если на то пошло, мы имеем больше поводов для обвинения журналистов. Взять хотя бы то, что писали о спецоперации в Кировауле.
То же и писали, о чем ты говоришь. Что убили шестерых боевиков. Что от шальной пули смертельную рану получил десятилетний мальчик. Что в бою погиб омоно- вец…
— … который отслужил двадцать лет и вот-вот должен был уйти, и у него четверо детей. Но я о другом: почему симпатии журналистов оказываются на стороне боевиков?
Когда писали о спецоперации в Кировауле, на мой взгляд, журналисты были сдержанны и объективны в подаче имеющейся информации, не проявляли ни своих симпатий, ни эмоций.
— Но ведь сложилось устойчивое мнение, что они — все хорошие, поднялись на вооруженную борьбу за справедливость?
Что все — едва ли. Однако мнение такое, нельзя отрицать, бытует.
— А по моему мнению, из десяти человек кто-нибудь один может быть борцом за справедливость. Все прочие — работают. Как и мы. Мы получаем зарплату, на которую живем. Они тоже работают за деньги и платят им, говорят, лучше, чем нам.
И никакого другого различия?
— Есть различие, и большое. Они нападают и убивают, а мы — защищаем.
О работе и о своей гордости
— Я верующий мусульманин, — говорит он, — хотя, к своему большому сожалению, в последнее время не могу регулярно молиться и на праздники позволяю себе пить пиво.
В спецоперации, о которой мы говорили, если бы пришлось, ты легко убил бы кого-нибудь из них?
— Убить, наверное, я и не сумел бы. Другое дело, если бы он попытался убить меня или моего товарища.
Среди твоих товарищей есть такие, кто может запросто убить?
— Встречаются. Есть такие, фанатики по-своему, ого-го! Это те, у кого убили близких или кому нанесли какой-то ущерб.
Если бы тебе дали возможность выбора, какую работу ты пожелал бы выполнять в милицейских структурах?
— Смешно говорить о возможности выбора… Что можно выбрать в милиции? Не идти же в патрульно-постовую службу. Что бы я там делал? Задержать подвыпившего мужика в парке, доставить в отделение и писать в протоколе: «Оправлялся в общественном месте?» И с патрульно-постовой службы не захотят в ОМОН, тоже ведь наслышаны. Там отработал свои восемь часов, сдал что положено и пошел домой. А я вот сутки отдежурил, столько же отдыхаю, завтра с девяти опять работаю. Но это еще хорошо. Бывают длительные командировки, жизнь в полевых условиях, самые что ни на есть реальные опасности. Я вижу своих, долго проработавших, они просадили свое здоровье, на годы сократили свою жизнь. А зарплата-то у нас не сказать что высокая. Но у омоновцев своя гордость. Мы выполняем работу, которая не всякому по силам. И заметь: у нас в отряде люди не требуются, а желающих прийти к нам немало.
Высшее образование не открывает тебе путь, при прочих заслугах, к командирской должности?
— В принципе, открывает. Но о должности, пусть и скромной, нечего думать, если у тебя нет «дяди» или определенной суммы денег. Надо иметь хотя бы двести тысяч, чтобы действовать, говорить с кем надо. Я, правда, не пробовал, но про это все знают. Кто-нибудь из ребят, офицер заслуженный может годами ждать: вот тот уйдет и он займет освободившееся место, что было бы правильно. Но когда наступает желанный час, раздается звонок из министерства и на должность назначают человека, проработавшего всего несколько месяцев, но который кому-то приходится племянником.
Как я понимаю, при всем этом ты не собираешься уходить из отряда?
— Нет, не собираюсь. Хотя и нарастает внутреннее напряжение: в командировке в лесу не прилетит ли пуля, предназначенная для тебя, не полетит ли под ноги граната, когда в городской квартире тебе открывают дверь. На улице или у входа в дом, бывает, мне мерещится, что за мной следят. Допустим, в маске меня не узнают, но может заложить кто-нибудь из тех, с кем работаю. Почему бы и нет, это возможно, люди очень разные. Но за два года я привык, пришел опыт, есть уверенность в себе, научился подавлять страх.
А при каком условии ты бы ушел?
— При условии, что найдется другая подходящая работа. Но с работой, как известно, в республике туго. Так что я останусь бойцом дагестанского ОМОНа, которому часто приходится заниматься тем, что не входит в его прямые обязанности. Завтра к девяти на работу. Где окажусь, чем буду заниматься, рядовому заранее не положено знать.