Каждый по-своему видит ситуацию в Дагестане, у каждого свой рецепт по выводу республики из кризиса. Своим мнением по этому поводу сегодня с читателем делится вице-президент Академии геополитических проблем России, руководитель Центра стратегических исследований проблем этнополитики и ислама России, сопредседатель Российского конгресса народов Кавказа Деньга ХАЛИДОВ.
Мятежники, бандиты и боевики
— Вы уже давно живете в Москве. Какой видится издалека обстановка в родном крае?
— Сегодня закладывается основа очень важного для России и Дагестана диалога и примирения. Это, в частности, создание Комиссии по адаптации боевиков, намеченный Съезд народов Дагестана, другие инициативы властей. Но тут есть несколько «но». Я помню, как нынешний мэр Дербента Имам Яралиев в одном интервью предлагал адаптировать федеральные законы к местным условиям. В таком же критическом ключе, но уже по части теории и практики антитеррора выступал мэр Хасавюрта Сайгидпаша Умаханов. И он, и Яралиев высказывают совершенно правильные вещи. Нужно сейчас осознать актуальность запуска механизма взаимоотношений между Москвой и Махачкалой на основе Конституций России и Дагестана, а также принципов федерализма. Другой важный аспект — вольное обращение с диагнозом того, что творится в Дагестане, когда ляпсус следует за ляпсусом. И все от пренебрежения наукой и веры во всесилие денег, непонимания того, что недуги общества надо лечить квалифицированно. Только один пример. Президент Северной Осетии Теймураз Мамсуров недавно предложил перенять опыт борьбы с терроризмом у Израиля. И он не одинок, у президента Осетии полно последователей в коридорах власти в Москве. Но ведь проблемы того же Дагестана на 60% завязаны на центре. Они не могут быть решены в отрыве от общих болячек страны: запредельной коррупции и влияния преступных групп. В республике проблемы просто более ярко выражены в силу менталитета народов, высокой доли «горячей» пассионарной молодежи и большей гражданственности. Не надо удивляться, когда я говорю о гражданственности. Просто это качество проявляется на уровне джамаатов, районов и некоторых городов. Наши люди, если видят очевидную несправедливость, не молчат, а считают нужным выразить протест в публичной форме.
Теперь по существу. Государство неадекватно оценивает ситуацию в регионе, пытается деньгами (социально-экономическими мерами) нейтрализовать конфликт, имеющий качественно иную природу. Чиновники на местах не устают повторять, что нужно создать новые рабочие места, открывать заводы, фабрики и так далее. Центр придерживается примерно такой же позиции. А результата нет. Часть денег, как положено, подвергается распилу, увеличивая социальное расслоение; проблемы тем временем еще более усугубляются. Параллельно наращиваются силовое давление, угрожающая риторика и соответствующие практики. Что же делать? Пора для начала отказаться от термина «бандиты» в отношении боевиков. Ядро последних — идейно мотивированные люди. И не случайно несколько лет назад экс-начальник Управления ФСБ по Дагестану признал, что «мы проигрываем им идеологически». Для идейно мотивированных людей более подходящий термин — «мятежники». А то, что происходит в регионе, — это мятеж и война.
— Можно ли выделить главные причины нестабильности?
— Россия нынче напоминает корабль без руля в бушующем океане, нет внятных смыслов и стратегии. Люди не знают, куда движется страна, кто наши союзники и враги. Руководство страны не консолидировано, здесь существуют разные группы влияния, их работа нередко бывает ориентирована против самой России. Конечно, все это отражается и на Дагестане. С одной стороны, тандем в лице Владимира Путина и Дмитрия Медведева теоретически демонстрирует «усталость» от хронического характера конфликта в регионе, видна готовность решать назревшие проблемы. С другой стороны, теория никак не переводится в плоскость практики. Такая неадекватность имеет под собой несколько оснований. В концептуальном плане регион объективно до последнего времени «палестинизировался»: чем больше войны на Кавказе и псевдоисламистского терроризма в России, тем меньше разговоров о реальных причинах социальных неурядиц россиян. В геополитическом плане «палестинизация» встраивает Россию в западный сценарий, в коалицию перманентной войны с «международным терроризмом» во главе с США, а в неявной форме — в антиисламский альянс. Оборотная сторона данного феномена — превращение России в евразийского «изгоя». Как говорил один из бывших высокопоставленных чиновников Кремля: «Россия нынче — самый большой, по территории, сателлит Америки». И это не преувеличение. Да и сам концепт «международного терроризма» — миф, рожденный в коридорах ЦРУ, он выполняет роль инструмента агрессивной глобализации и взятия под контроль ключевых регионов исламского мира и других незападных цивилизаций. Именно потому предлагается взять на вооружение израильскую (в целом западную) стратегию и тактику антитеррора.
Но ведь Израиль сегодня ненавидят не только палестинцы, но и весь мусульманский мир. Дело в том, что Тель-Авив никогда не ставил целью интеграцию палестинцев в еврейское государство. Задача всегда стояла одна: построение чисто еврейского государства, изгнание путем террора и расистских законов коренного палестинского населения со своих земель, взятие под полный контроль священного для мусульман Иерусалим. А для этого дело надо представлять таким образом, что палестинцы — прирожденные террористы, не способные к созиданию. В рамках такой политики средствами государственного террора провоцировалось ответное насилие. В общем, здесь все логично: цель и средства системно связанны друг с другом, а метод вполне органичен и вписан в стратегию, которая не оставляет шансов для палестинцев. Мы еще станем свидетелями бурных страстей вокруг мечети Аль-Кудс в Иерусалиме, под который в прямом смысле подкапываются израильские власти. Такая политика вполне в духе стратегии управляемого хаоса. Кстати, один из теоретиков в этой области, бывший эксперт Пентагона при Буше-младшем Стивен Манн был назначен «смотрящим» за Каспийско-Кавказским регионом…
Система и антисистема
— Вернемся лучше в Россию…
— Интеграция северокавказского региона в российское пространство — вот вроде бы главная стратегическая установка Москвы. А в реальности получается, что установка вступает в противоречие с избранными средствами. И мы пожинаем горькие плоды этой практики и чуждой теории антитеррора. Проблема в таком ракурсе осмысливается в Москве, но только не всеми. К примеру, в национальном антитеррористическом комитете России очевидны попытки адекватного осмысления и решения проблемы по существу. Несколько отличный подход у других людей в погонах, хотя нужно понимать, что тут все упирается в решения на высшем политическом уровне.
Инерция силового подхода велика, в этом заключена одна из причин воспроизводства вялотекущей гражданской войны в регионе. К такому выводу приходят не только независимые эксперты, но и околовластные. «Назревает и понимание отказа от политики силового подавления несистемных элементов, которая имеет обратный эффект в Дагестане и Ингушетии», — пишут авторы аналитического доклада «Кремль и Северный Кавказ: новые политические решения и новые вызовы федеральной власти». Что получается в итоге? С какого-то периода меркантильно-коррупционные и «корпоративные» мотивы начинают превалировать над задачами решения проблемы стабильности по существу. Система, начинает обслуживать свои «корпоративные» интересы: терроризма должно быть ровно столько, чтобы силовая «машина» работала без сбоев и с госнаградами, а строка в федеральном бюджете на многомиллиардные суммы должна ежегодно расти.
— Система, по-моему, дала о себе знать не только в этой сфере…
— К сожалению, это правда. Действительно, система работает везде, но я бы ее обозначил как антисистему, потому что она действует «перпендикулярно» стратегическим целям и задачам общества. Члены антисистемы рассредоточены по разным ключевым структурам государства, экспертного и массмедийного сообщества и представляют собой «агентуру глобализации» или пятую колонну Запада. На другом уровне тон задают уже корпоративно-эгоистические интересы чиновников и олигархов, когда частный интерес довлеет над интересами общества. Здесь не до теорий и трагедий многих тысяч людей, здесь быть бы только живу, успеть до пенсии дожить и нажить приличное состояние. В этой же обойме — местные олигархи и креатура влиятельных федеральных «игроков». Условно говоря, в каждой кремлевской башне сейчас сидят свои игроки, со своими меркантильными интересами в регионе. Около 60% руководящих должностей в аппаратах госвласти на местах назначаются федеральной властью. За должности в Москве идет нешуточная борьба, что не может не дестабилизировать ситуацию уже в субъектах Российской Федерации. Сила и влияние самих назначенцев Кремля настолько велика, что они неподконтрольны даже президентам республик, а их профессиональная состоятельность настолько мизерна, что это видно даже на состоянии той же дорожной сети в Дагестане. Кстати, эта проблема в свое время публично была озвучена экс-президентом Дагестана Муху Алиевым. Концепция антисистемы также позволяет адекватно объяснить и понять происходящее и на Северном Кавказе, и в России. Сейчас на высшем, геополитическом уровне задана такая теория и методика решения проблем Северного Кавказа, что позитивного результата ожидать не следует, ибо на вооружение отчасти взят вышеупомянутый метод управляемого хаоса. Достаточно сделать контент-анализ печатных СМИ, передач и фильмов на центральном телевидении. Неявная пропаганда кавказафобии и исламофобии, провоцирование конфликтов на этнической и религиозной почве, формирование общественного мнения в пользу «отсечения» Северного Кавказа от России — это реальность сегодняшнего дня.
— Кто еще принимает участие в этой игре?
— Российские антисистемщики, как правило, в бедах страны обвиняют богатые арабские страны; косвенно — ислам и мусульманский мир. Безусловно, они лукавят, забывая упомянуть, что в этих странах (главным образом в Саудовской Аравии) весьма комфортно чувствуют себя англо-американские спецслужбы и их дочерние структуры.
Новая власть в Вашингтоне на вооружение взяла концепцию «глобального лидерства», вместо грубовато жесткой концепции «глобального господства» неоконсерваторов. А глобальное лидерство предполагает массу практических действий. Поскольку Каспийско-Кавказский регион давно уже объявлен зоной стратегических интересов США, то немудрено, что сюда (особенно в Дагестан и КБР) зачастили агенты англо-американских разведок. Сначала в виде туристов, ученых-этнологов и экологов, затем — журналистов и так далее. Передовой «отряд» разведок в лице интеллектуальных «танков» из США и Великобритании организовывал целую обойму мероприятий (семинаров, «круглых столов» и конференций), дабы проникнуть в суть «вещей» в регионе: к примеру, чтобы ответить на вопрос, в чем секрет относительной стабильности в Дагестане, при таком этно-конфессиональном разнообразии? Но это самое проникновение делается для выяснения уязвимых точек России и Дагестана.
Мировой кризис и местные кланы
— Насколько в Дагестане ситуацию дестабилизирует исламский фактор, отношения между мусульманами и властью?
— Тут все взаимосвязано. К примеру, попытаемся ответить на вопрос: в чем секрет растущей популярности среди молодежи идеологии вооруженного подполья? Ведь мы наблюдаем героизацию этого явления. Здесь субъективные качества молодого мусульманина (психологического и биографического плана) провоцируют своеобразный ответ на горькую ситуацию и несправедливость: сначала отторжение от своего социального окружения и обострение исламской идентичности, затем — симпатии к мятежникам, впоследствии (из-за попадания в разряд «подозрительных» и преследований со стороны силовиков) уход к «лесным братьям». Это уже конфликт ценностей и идей: на одном полюсе — ясное и слишком легкое, чтобы быть верным, объяснение происходящего как «торжества куфра — тотального безбожья и греха», как «ежедневных плясок шайтанов в телеящике», на другом — постоянные внушения о «стабильности и смирении», а по умолчанию — со злом несправедливости и греха. Что привлекательно для жаждущей правды и справедливости и достаточно решительной и амбициозной верующей молодежи? Ответ ясен. Здесь не столько и не только проигрыш на пропагандистско-идейном фронте, здесь сама жизнь подает бесчисленные примеры неправоты и несостоятельности официальной идеологии. Ее сегодня просто нет, кроме лозунгов — «Обогащайся и развлекайся». Правда, есть еще третья точка зрения и подход, который в идеале мог бы стать платформой национального примирения или нового общественного договора в Дагестане. Почва для такого примирения существует, что подтверждается множеством косвенных свидетельств. Важно то, что, наконец, руководство Дагестана ясно осознает эту сторону проблемы и предпринимает определенные меры. Да и в ДУМД готовы идти на компромисс.
Судя по многим признакам, власть действительно готова к серьезным переменам. Партия антисистемщиков (сторонников перманентной практики КТО в регионе) отступает, ибо и результаты горькие налицо, и лимит времени для Москвы скоро будет исчерпан. Мировой кризис не кончился, его пик может настать через год-два со всеми вытекающими отсюда последствиями.
— Как на ситуацию в Дагестане влияет местная власть, состоявшиеся кланы?
— Если амбиции перехлестывают настолько, что последние претендуют на власть в республике, то вполне вероятен сценарий саботажа курса на стабилизацию. Тут все зависит от фантазии, цинизма и денег. С другой стороны, политика Москвы и Махачкалы не достигнет поставленных задач, если не удастся, хотя бы частично, нейтрализовать коррупцию и реформировать судебную и правоохранительную системы. При том что признаки паралича этих структур — следствие теневых возможностей влиятельных актеров местной политэкономической сцены. Иногда противостояние приводит к совершенно неожиданным изменениям…
Шариат и съезд
— К каким именно?
— Нужно осознавать, что отчуждение между официальной судебно-правоохранительной системой и массами провоцирует рост настроений в пользу альтернативной (традиционной, шариатской) системы права в некоторых сферах социальной жизни. Реальная практика параллельного функционирования системы шариатских судов в современной Чечне показывает ее эффективность в ограниченной сфере: семейно-брачных отношений, мелких уголовных и гражданских дел. Такая система вполне легитимна и соответствует принципу биюридизма. Де-факто, институт шариатских судов функционирует в ряде районов Дагестана и Ингушетии, а в Чечне — и на всей территории. Никого не должна пугать такая практика, ибо даже в Москве вполне легально функционирует иудейский суд.
Нужно творчески освоить исторический опыт России. Успех в деле замирения горцев в свое время заключался в оптимальном сочетании политического, социально-нравственного и силового факторов, в максимально возможном учете местной специфики и уважении к религии и обычаям горских народов. Говоря современным языком — в опоре на «умную силу». Не надо посягать на негласный обычай (теневое право), это нередко приводило и может привести в будущем к очень серьезной дестабилизации ситуации. Теневое право регулирует значимые для народов вопросы, связанные с ценой крови и земли, прежде всего, с тем особенным для горцев пониманием справедливости, когда нарушение этих негласных норм приводит к взрывному эффекту с резкой потерей авторитета власти. Именно теневое право не позволяет властям скатываться до жесткого авторитаризма, хотя соблазн велик. Чечня — исключение, и в силу недавней трагической истории, и в силу жажды стабильности в массах, и, наконец, специфических методов управления Кадырова-младшего, который всех ответственных чиновников (включая и федеральных) держит в «черном теле».
— В нашем разговоре был упомянут намеченный на 15 декабря Съезд народов Дагестана. Изменится ли после него положение в республике?
— Идея проведения съезда не нова и сама по себе хороша. В свое время, в ноябре 1992-го, демократы Дагестана провели такой съезд, где была принята концепция Конституции Дагестана. Затем через две недели съезд с аналогичным названием провело руководство республики, а впоследствии некоторые ключевые положения нашего съезда были включены в официальный текст Конституции Дагестана. Мне кажется, для начала надо узаконить статус съезда как ежегодного форума со своим компактным аппаратом. Делегатов на мероприятие должно быть не более 500 человек, желательно создать рабочие группы и комиссии. Съезд должен работать 3-4 дня. Здесь могут быть и другие мнения, но исходить важно из следующего императива: Съезд народов Дагестана в перспективе может и должен нарастить серьезный нравственный и политический авторитет, стать вполне легитимным и демократическим институтом, чтобы его решения получили статус рекомендательных во всех структурах власти Дагестана. Главное, ясно представлять назначение съезда, наполнять его реальным содержанием, хотя бы для налаживания кооперативных связей с единомышленниками. Наша малая родина уникальна и интересна не только своим геополитическим положением и ресурсами, но и тем, что здесь в одной обойме наличествуют все виды конфликтов: этнополитические, внутриконфессиональные, территориальные и многие из них не получают (и не могут получить) отражения при существующей системе власти. Чтобы использовать права, предоставляемые федеративным статусом для обоснования коррекции системы, без ущерба для целостности России, необходимо изрядно побороться и убедить Москву в важности такой реформы. Дееспособный Съезд народов Дагестана может стать удобной площадкой как для постановки проблемы, так и коррекции этой самой системы.
Источник: http://www.ndelo.ru/one_stat.php?id=3912