Юлия Смирнова (Julia Smirnova)Die Welt, ГерманияСотни исламистов из российской республики Дагестан едут в Сирию, чтобы воевать на стороне ИГИЛ. Вместо профилактики власти отвечают репрессиями и раскручивают опасную спираль.
Незадолго до пятничной молитвы площадь перед мечетью на окраине Махачкалы внезапно заполняется. Автомобили паркуются в несколько рядов, дорогие внедорожники рядом со скромными «Ладами». Бородатый охранник в черных солнцезащитных очках виртуозно руководит водителями и показывает им, где еще остались свободные для парковки места.
Десятки мужчин приветствуют друг друга и вместе входят в мечеть, минарет которой еще не достроен. Появляется одетый в черное человек с длинной седой окладистой бородой, за ним — молодые мужчины с коротко стрижеными бородами, они одеты в цветные спортивные футболки.
Получасовая проповедь посвящена правильному поведению в месяц поста Рамадан, который продлится до конца июня. Имам на русском объясняет правила в мельчайших деталях. Астматикам можно пользоваться аэрозолями. Путешественники могут нарушить пост, и для детей он тоже необязателен. Зубы можно чистить, если не глотать зубную пасту. Половые связи запрещены, но мужу позволяется целовать жену, если он при этом сможет себя контролировать.
Недалеко от мечети стоят несколько полицейских машин. На соседней улице также ожидают полицейские. Возле них стоят люди в костюмах, некоторые говорят по телефону, другие — беседуют с полицейскими, вероятно, это сотрудники спецслужб в штатском. Внезапно, как будто по невидимому сигналу, все они бегут к мечети, раздаются предупредительные выстрелы в воздух. То, что выглядит как спецоперация, происходит здесь, на улице Генерала Омарова, каждую пятницу.
После молитвы каждую неделю полиция задерживает несколько десятков мужчин, их отвозят в участок, чтобы взять у них образцы ДНК. Это происходит не только здесь, но и возле других мечетей, которые посещают преимущественно салафиты. Потому что для властей все они находятся под подозрением.
Дагестан, российская республика с примерно тремя миллионами жителей, на протяжении многих лет остается горячей точкой Северного Кавказа. Именно здесь вооруженные конфликты между террористическим подпольем и полицией приносят больше всего жертв. По данным независимого сайта «Кавказский Узел», который ведет эту статистику в течение нескольких лет, максимальное количество погибших в Дагестане насчитывает 413 человек в 2011 году. В прошлом году — 140. Однако относительное спокойствие обманчиво.
Конфликт был не разрешен, а лишь отложен. Два года назад террористы Северного Кавказа поклялись в верности так называемому «Исламскому государству» (террористическая организация, запрещена в РФ — прим. ред.). Многие джихадисты из региона отправились в Сирию и Ирак. В феврале министр внутренних дел Дагестана заявил, что на стороне ИГИЛ в настоящее время воюют более 1,2 тысячи выходцев из республики.
То, что жители мусульманских республик Северного Кавказа примыкают к террористическим группировкам, является серьезной проблемой. Однако в борьбе с радикализацией власти традиционно делают ставку на репрессии и насилие. Права человека и закон вообще больше не играют никакой роли. Пытки и похищение подозреваемых — обычная практика для полиции. Но такая жестокость приводит лишь к озлоблению, и нередко именно она способствует радикализации и росту насилия.
«О чем только думают в Москве? Они делают все, чтобы настроить людей против себя», — возмущается пожилой мужчина возле мечети после завершения полицейской облавы. У него длинная седая борода, черные брюки слегка подвернуты. По этой причине его неоднократно задерживали на улице и доставляли в отделение полиции. «Ты выглядишь, как те, что едут в Сирию», — говорил ему полицейский. «А ты выглядишь, как те, что берут взятки», — отвечал пожилой мужчина. Молодой человек возле него признается, что постриг себе бороду покороче, чтобы не выглядеть «потенциальным террористом».
По оценкам правозащитной организации «Мемориал», за прошлый год в так называемый список профилактического учета по меньшей мере 15 тысяч человек были внесены как экстремисты. Сколько на самом деле — неизвестно, так как полиция с недавнего времени вообще отрицает существование такого списка. Но он реален, а люди, чье имя в него попало, имеют серьезные проблемы. Их регулярно посещает полиция, они нередко теряют работу. На дороге их останавливают сотрудники ГИБДД, задерживают на часы и вынуждают писать объяснения, с какой целью и куда они едут.
С разумной профилактикой тут мало общего. Для того чтобы оказаться в этом списке, достаточно носить длинную бороду или иметь мимолетный контакт с тем, кто считается экстремистом. «В этом списке — не только салафиты, туда может попасть кто угодно, лишь бы подтвердить статистику, — говорит Олег Орлов, руководитель правового центра „Мемориала». — Это глупо. Тысячи людей чувствуют себя загнанными в угол. Настоящие экстремисты сидят в центре по борьбе с экстремизмом».
И потом есть такие люди, как Махат Бамматханов, который многое сделал для того, чтобы удержать людей от джихада, но также оказался в списке экстремистов. Бамматханов, энергичный человек с круглым лицом и короткой бородой, улыбается и много говорит. Он постоянно показывает фотографии на своем телефоне: он в путешествии, во время хаджа, исламского паломничества в Мекку, на открытии большой мечети в Москве, которую посетил Путин, на конференциях и семинарах.
Он — имам центральной мечети села Костек. Мечеть построил венгерский архитектор еще в царские времена. В Советском Союзе здесь был организован клуб, и Бамматханов вспоминает, как он ребенком смотрел в этой мечети индийские фильмы. После распада Советского Союза интерес ко всем религиям сильно вырос, к исламу в том числе. Бамматханов учился в Египте и Медине, а в 2005 году вернулся в Дагестан.
Благодаря своему мусульманскому образованию он стал уважаемым человеком с множеством контактов. Когда он вернулся домой, власти пытались уладить конфликт между суфиями — последователями мистического направления в исламе, которое широко распространено в Дагестане — и салафитами. С точки зрения многих салафитов, суфии — приверженцы многобожия. А близкое к властям высокопоставленное суфийское духовенство заявило, что салафиты — то же, что и ИГИЛ. Но и среди салафитов в Дагестане существует несколько групп: некоторые категорически отвергают насилие, другие своими взглядами напоминают «Братьев-мусульман» (террористическая организация, запрещена в РФ — прим. ред.), есть и те, кто готов применять насилие.
Бамматханов — салафит, но контактирует с суфиями и не осуждает их. «В моей мечети суфии и салафиты молятся вместе», — говорит он. Насилие и террор он отвергает. Если он замечает, что кто-то из его прихода может встать на путь джихада, он пытается его отговорить. Он знает, что часто к радикализации приводят абсолютно личные причины.
Так, в 2010 году к нему из деревни пришел молодой человек, который до этого почти не молился. Его исключили из университета в Санкт-Петербурге. Чтобы не рассказывать об этом отцу, он решил уйти в лес и примкнуть к местной террористической ячейке. «Он был готов умереть, чтобы никто не узнал, что он вылетел из университета, — говорит Бамматханов. — Тогда я смог его переубедить». Но два года назад тот же мужчина с женой и двумя детьми уехал в Сирию жить в «Исламском государстве» и был там убит.
Список приговоренных к казни и угрозы
В других случаях имаму удавалось переубедить людей или предупредить их родственников. За это три года назад дагестанские джихадисты внесли его имя в список приговоренных к казни. В интернете на русскоязычных порталах, пропагандирующих ИГИЛ, подчеркивается: салафитские имамы, которые, как Бамматханов, удерживают людей от следования по пути джихада, являются злейшими врагами бога. Ведь они пользуются доверием мусульман и используют его, чтобы отвлечь их от Священной войны.
Именно по этой причине такие люди, как Бамматханов, могут помочь властям, и именно этим и занимается имам из Костека. Вот почему он был удивлен, когда его задержала полиция и допрашивала, не является ли он ваххабитом, последователем особенно ортодоксального течения ислама. Основанием было наличие его имени в базе данных. Дома последовали звонки от полицейских.
Бамматханов решил обратиться в суд и выиграл. Судья постановил, что нет никаких оснований классифицировать имама как потенциального террориста. Несмотря на решение суда, он видит для себя угрозу как от радикалов, так и от органов безопасности. «От обеих сторон можно ожидать чего угодно», — говорит Бамматханов.
В профилактике важно, чтобы послания против террора исходили от того, кому молодые люди из групп риска доверяют, подчеркивает Екатерина Сокирянская из неправительственной организации Международная кризисная группа (International Crisis Group). Но властям на Северном Кавказе недостает воли открыто говорить о причинах радикализации. Ведь тогда придется упомянуть и о проблемах: коррупции, произволе власть имущих, неравенстве и бедности в регионе.
Фатина Убайдатова, член рабочей группы антитеррористической комиссии, рассказывает, как именно государство понимает профилактические мероприятия в Дагестане: «патриотическое воспитание, посещение военных музеев, встречи с сотрудниками органов безопасности, которые своим примером могли бы вдохновить молодежь на мирную жизнь».
Она не может ничего сказать о списке профилактического учета и о том, как обходятся с тысячами внесенных в него людей, — это не в ее компетенции. А отсутствие доверия? Такой проблемы не существует, считает Убайдатова: «Люди доверяют властям»