On Kavkaz запускает серию видео-интервью со знаковыми общественными и политическими фигурами, чья работа имеет непосредственное отношение к Кавказу и кавказскому пространству в России и за ее пределами.
Первое видео-интервью в рамках данного цикла – это беседа с известным российским журналистом Максимом Шевченко, которого в регионе считают не только самым преданным защитником Кавказа, но и полноценным кавказцем.
Автором данного цикла является известный режиссер, кинодокументалист, директор Открытого фестиваля документального кино и телевизионных авторских программ Северного Кавказа «Кунаки» Ильяс Богатырев.
Вниманию наших читателей и, теперь уже, зрителей мы будем представлять и видео-версию интервью с приглашенным к беседе экспертом, и текстовую версию ключевых тезисов и идей, озвученных им в ходе беседы.
Максим Шевченко:
Кавказ – территория договора. Ни один народ здесь не может доминировать над всеми. Кавказ — ничей, он принадлежит народам Кавказа. Русские тоже стали народом Кавказа за сотни лет присутствия.
Кавказ – монотеистическое пространство по преимуществу, христианско-исламское. Кавказ дал удивительные теологические труды, которые прославлены по всему миру. Мне жаль, что этот удивительный багаж грузинского православия и северокавказского ислама так мало известен в России.
Кавказ – родина Прометея. Это пространство, где сконцентрированы разные этносы, культуры и все между собой договорились.
Кавкзофобская пропаганда возникла в 90-х гг, когда кавказцы конкурировали в российском экономическом пространстве с другими силами, например, с евреями.
Клановость – естественное свойство небольших народов. Они держатся за род, за семью, за тейп, за джамаат, то есть за что-то такое, что дает силу.
Считаю, что общественный договор на Кавказе может быть моделью для большой страны. Это мое политическое видение. Но это не значит, что я хочу, чтобы вся страна стала Кавказом.
Сейчас мы видим выдающихся кавказцев, которые являются военнослужащими, в том числе и чеченские герои, сражающиеся с терроризмом, ингуши, дагестанцы, карачаевцы и другие. … Мы видим, что молодые ребята выбирают карьеру военных. Кавказцы ментально предрасположены к дерзким военным специальностям.
Каждая республика Северного Кавказа – отдельный мир. В Чечне и Ингушетии доверие к власти высокое, несмотря на наличие недовольных и критиков. В некоторых республиках доверие стремится к нулю, как в Дагестане. Крайне непопулярный президент Дагестана, единственный, достигший пика непопулярности.
В Дагестане — кровь старая, некоторые по 4-5 раз выдвигаются в Госдуму. К сожалению, не все с моим выдвижением в Госдуму получилось. Поручение президента сделать выборы открытыми, легитимными, конкурентоспособными в одних регионах были сорваны, а в других исполнены.
Рамазан Абдулатипов — единственный на Северном Кавказе, который сумел достичь пика своей непопулярности.
Нет системы стратегического планирования Северного Кавказа, нет единой концепции развития Кавказа, как особой территории. Может при новом военном полпреде ситуация изменится. Военные же склонны к стратегированию. Посмотрим, сумеют ли создать генеральный штаб по развитию Кавказа.
Государство – это каркас, а это, что внутри него – это невероятное разнообразие, огромные богатства, потенциал и местами чудовищная несправедливость. Я не хочу, чтобы в моей стране была «победа сильных – гибель слабых». Главная идея русской культуры – справедливость. Я не вижу справедливость в России в той мере, в которой я хотел бы ее видеть.
Почему Дагестан в Госдуме представляют миллионеры? Они где свои деньги заработали? Почему они представляют бедное нищее население, с трудом выживающее в горах? Это диктатура миллионеров? Я с этим не могу смириться. В этом я как русский человек нахожу взаимопонимание с дагестанцами.
Делать правильно – значит действовать в соответствии с внутренним, моральным, интуитивным ощущением.
Самое сложное – любить другого человека.
Гадают мусульманин ли я, платят ли мне на Кавказе, почему поддерживаю Асада. Многие не понимают моей этической позиции. Этот мир – паззлы, которые собираются вокруг стержня добра и зла. Правильно или неправильно я действую, узнаю после важнейшего события в моей жизни – смерти.
Самое яркое воспоминание из детства – мой удивительный дед Василий Фомич, белорус, который гуляет со мной по лесу и читает мне стихи Есенина, 6-летнему мальчику. Он был из крестьян и знал всего Есенина наизусть. Мы шли за грибами, и когда я уставал, он читал мне стихи на разных языках. Его голос, светящееся лицо – самое сильное воспоминание из детства.
Мне не хватает в нынешней жизни – моего учителя, друга и брата Гейдара Джемаля. Никак эту потерю не восполнить.
Я – москвич до мозга костей.