Так уж повелось, что с древнейших времен в Дагестане сложились специализированные центры по производству тех или иных изделий художественного промысла.
В республике есть целые аулы, где люди специализируются в определенном ремесле. А производство этих изделий уже давно потеряло имя нарицательное, стало брендом широкоизвестным, а иные стали особым направлением в искусстве: табасаранские ковры, балхарская керамика, кубачинское, гоцатлинское, унцукульское искусство художественной обработки металла, дерева, кавказские бурки и так далее. И в каждом из них есть непревзойденные мастера, даже целые тухумы в нескольких поколениях, ставшие неотъемлемой частью традиционной национальной художественной культуры.
Лакцы, например, с незапамятных времен с металлом на «ты». Они его чувствуют. Рецепторы их рук особо реагируют на твердость или вязкость металла, его тепло или неподатливость, а глаз, подключая воображение, видел то самое изделие, которое впоследствии вызывало восторг и восхищение. Для них металл не просто кусок железяки, а нечто живое, способное дарить красоту.
Самобытные художественные традиции со своими приемами изготовления и отделки в ювелирном деле складывались в известном роду, продолжателем которого является Магомедгаджи Магомед-Гаджиев (на снимке): его прадедушка Курбанмагомед, два деда – Магомедгаджи и Курбан, отец Саид были большими мастерами. Слава об их таланте докатилась до наших дней в основном в восхищенных воспоминаниях теперь живущих, нежели в оставленных в родовом наследстве изделиях. Их вещицы настолько были востребованы, что тут же раскупались, расходились по свету. Вот только браслет, изготовленный дедом Курбаном, остался в семье свидетелем того замечательного мастерства, которым владели предки Магомедгаджи.
Самобытные приемы в ювелирном деле, украшении оружия в Лакии утверждались столетиями. В истории развития этого промысла были периоды подъема, стабильности, застоя и упадка. Но эти процессы в Дагестане Магомедгаджи во многом не касались. Он жил с отцом Саидом в Северной Осетии и от родных мест унаследовал любовь к своему делу – изготовлению женских украшений, которые у осетинок, да разве только у них, пользовались стабильно высоким спросом.
Это была середина 80-х годов прошлого века. А свои работы, которыми мастер поистине гордится: чернильный набор из серебра с тонкой напайной филигранью, эмалью; ажурная филигранная конфетница в виде экзотического лотоса со вставками удивительно красивого своим природным рисунком малахита; женские наборы украшений, где один предмет – кольцо — является продолжением двух других – колье и серег с неправдоподобно большого размера сердоликом сложного редкого оттенка — ближе к оранжевому — были сделаны Магомедгаджи гораздо позже, когда он окончательно определился с выбором профессии и закончил Махачкалинское художественное училище в 1980 году.
А до этого Магомедгаджи «перепробовал» множество специальностей, даже в море ходил матросом на рыболовно-морозильном судне «Колыма», что нечасто случается в выборе работы горскими ребятами, строил Байкало-Амурскую магистраль, трудился на консервном заводе… Как он вольно или невольно ни уходил от зова крови, все равно дорога жизни привела к тому, что было предопределено давным-давно и не им, а теми трудолюбивыми предками, которые закодировали свой род на создание красоты и изящества. Как бы ни «мудрил» Магомедгаджи до своих 22 лет, а пришлось без всякого давления и нравоучений со стороны отца-ювелира прийти к порогу художественного училища, чтобы совершенствоваться в родовом ремесле.
Основными навыками обработки металла он владел, работая с отцом, который доверял сыну не изготовление изделия целиком, а лишь некоторые операции. Это способствовало рациональному владению инструментом, определенным навыкам и художественному видению, да еще кое-каким приемам, которые студента первого курса вывели в число перспективных.
По окончании учебы Магомедгаджи, набравший знаний, свободно рождающий изящные идеи, совершенство в обработке металла, был зачислен в экспериментальную лабораторию Махачкалинского художественного комбината, которая разрабатывала образцы изделий. Эти же качества «привели» его в научно-исследовательский институт Художественной промышленности. Именно здесь разработчики-ювелиры задавали тон в классном изготовлении изделий, предлагая новейшие модели.
Канули в Лету те времена. После известных событий в стране, связанных с тотальным кризисом, нет уж и Махачкалинского художественного комбината, и НИИ художественной промышленности, но остались будоражащие ум, душу, не дающие покоя рукам творческие амбиции Магомедгаджи, стремление сделать нечто такое, чтобы любой при взгляде на эту вещь цокнул языком, а потом долго вертел в руках, не веря в рукотворную возможность увиденного.
Природное стремление к изяществу рождает в нем профессиональную, я бы сказала, ревность, когда Магомедгаджи видит, например, серебряную ложку. «Ах, сколько же удивительных вещиц можно было сотворить из этого количества благородного металла», — говорит он. Магомедгаджи не терпит штампа, посредственности и, если берется за что-либо, делает работу достойно. «Этот принцип для меня № 1». И как гордо звучит: достойная работа, — как-то по-особому произносит он.
Такие слова он услышал недавно, на юбилейной выставке Союза художников РД, посвященной 75-летию этого творческого содружества. Магомедгаджи выставил свою последнюю работу «Золотая осень» – вазу, которую закончил за полчаса до открытия вернисажа. Еще хранящая тепло рук мастера «Золотая осень» поражала всех тонким мастерством филигранщика. Позолоченное серебро вилось по вазе зачарованной нитью, сплетенный орнамент удерживал 4734 украшения, которые обогащали филигранный рисунок. Не только обычные посетители выставки, но и коллеги-мастера, надев на нос очки, обвивали профессиональным взглядом вазу высотою 26 см. А затем обратились к автору и попросили показать творение его рук поближе. Мастер надел специальные матерчатые перчатки, открыл стеклянный шкаф-витрину и, бережно поворачивая по оси, продемонстрировал свое детище. Работа была настолько чиста и изумительна, что ювелиры, сняв очки, смотрели друг на друга не в состоянии подобрать слова.
Название вазы «Золотая осень» символично. Эти два слова удачно сочетают осеннее настроение самого богатого на краски периода года, будто тонкая весенняя паутинка, полетав, вобрала чудесную вязь запахов и еле уловимую бриллиантовую игру света в луче солнца, а затем осела на вазе причудливым узором. «Золотая осень» еще и мудрость человеческой осени, когда Мастер, достигнув высоты мастерства в свои 58 лет, смог явить нам такое совершенство.
Филигрань, эмаль, инкрустация, чеканка – вот в чем силен Магомедгаджи. Но как уроженец Балхара он пробовал себя и в керамике, считая это тоже достойным делом. «В глине можно так здорово работать», — сказал он и последовала пауза, а глаза его заискрились, вероятно, видя какое-то изделие то ли воображаемое, то ли действительное изделие его мечты.
Но художник в наших условиях приземлен. Ему надо думать о хлебе насущном, а еще «отводить душу» в работе над штучными изделиями, о которых говорят: «уникально!». Вот и Магомедгаджи не может позволить себе распыляться. Хотя, возможно, и из глины он мог бы создать нечто. Потому что работает он азартно, в процессе воспитывает в себе качества мастера-экстракласса, подстегивая: «делай лучше, делай совершенней». Творческие амбиции всегда рождают недовольство собой. И даже, когда вещь закончена и кажется непревзойденной для постороннего взгляда, мастер говорит себе несколько огорчительно: «Мог бы сделать лучше».
Источник: http://www.dagpravda.ru/?com=materials&task=view&page=material&id=21436