Насилие, бедность и немного надежды – поездка по неспокойным кавказским республикам: Дагестан, Чечня и Ингушетия
Наш московский корреспондент встретился на Северном Кавказе с могущественными и униженными людьми, с повстанцами и верующими. Репортаж из региона, в котором законы ничего не значат.
В столице Дагестана девушки разгуливают в коротких юбках – в расположенной в 170 километрах Чечне это немыслимо. Критики считают жесткий курс ошибочным, так как вследствие законов кровной мести на место одного убитого боевика приходят пять новых.
Назрань/Грозный/Махачкала
Хорошо вооруженные люди в военной форме с автоматами Калашникова наперевес патрулируют городские окраины Махачкалы. Они внимательно наблюдают за тем, что происходит на расположенной рядом улице, ведущей в сторону Чечни. За несколькими бетонными блоками расположен бронетранспортер, и находящийся на его башне крупнокалиберный пулемет готов к бою. Некоторые часовые стоят в черных устрашающих масках, через разрезы которых взгляд кажется особенно пристальным. Местные жители знают, что это бойцы разведывательного управления российского генерального штаба – ГРУ.
Дагестан
Местные жители до того привыкли к подобным сценам, что продолжают заниматься своими делами, как будто этих автоматчиков здесь вообще нет. Город в последние несколько лет из провинциального захолустья превратился в оживленный транспортный узел. Если не принимать во внимание блокпосты на окраине города, то ничто больше в этот полуденный час не напоминает о взрывоопасной ситуации в республике, расположенной между Кавказом и Каспийским морем. Но на самом деле здесь ежедневно расстреливают, взрывают или убивают другим способом людей. И, кроме того, находящиеся в подполье группы боевиков постоянно спускаются с гор и пытаются с помощью бомб установить здесь их собственную форму исламской жизни.
По улицам прогуливаются девушки в коротких юбках или джинсах, и никто из них не носит платок. Это было бы невозможно в находящемся на расстоянии 170 километров Грозном. В магазинах свободно продается пиво, вино и водка на выбор. В театре идет пьеса «Женитьба Фигаро». Махачкала – это портовый город на берегу Каспийского моря, а также столица входящего в состав России Дагестана.
Вдруг на большой скорости проносится легковой автомобиль с четырьмя бородатыми молодыми людьми, и из него открывается огонь из автоматического оружия по витринам магазина, торгующего алкоголем. Продавцы и покупатели в страхе разбегаются. Днем позже в горах один из идеологов салафизма мне объясняет: «Люди сами виноваты, их же предупреждали. Аллах запрещает употребление алкоголя».
Органы правопорядка считают по-другому, так как у Дагестана светская конституция. Они устраивают в городе облаву на террористов. Результат ожесточенной перестрелки в обеденное время — семь погибших милиционеров, четыре убитых боевика. Судя по всему, они пришли из труднодоступного горного региона на границе с Чечней. Друзья в Махачкале предупреждали: без проводника, который установит связь с людьми, особенно с Расулом Магомедовым и обеспечит сопровождение, поездка будет слишком рискованной. Еще свежи воспоминания о похищении Ариана Эркеля (Arjan Erkel) – сотрудника организации «Врачи без границ» и руководителя неправительственной организации «Дружба» Нины Давыдович. Давыдович была похищена в центре Махачкалы в июле 2002 года. Эркель был захвачен в августе 2002 года вооруженными людьми на окраине города. Давыдович спустя 168 дней освободили, а Эркель должен была ждать до апреля 2004 года, пока его не выкупили за миллион евро. В конце концов помогла Светлана Исаева из организации «Матери Дагестана за права человека». Это она установила контакт с Магомедовым, который согласился на встречу. И она нашла надежного водителя.
Балаханы – небольшая горное село с 450 дворами, мечетью и школой. Здесь живут авары – представители самой многочисленной народности из 50 различных национальностей Дагестана. По обе стороны от долины возвышаются крутые скалы, высота которых превышает 2000 метров. Добраться до Балахан можно только по очень плохой дороге, позволяющей передвигаться со скоростью пешехода.
У Расула Магомедова седая борода, под кустистыми бровями скрывается напряженный взгляд. Он преподаватель русского языка и литературы и одновременно школьный психолог. Он помогает тем школьникам, у которых возникают сложности с адаптацией. Он также выступает в качестве посредника в случае возникновения конфликтов между учителями, школой и местными властями – так 57-летний Магомедов описывает свою работу в качестве психолога. В советское время он совмещал свою деятельность с работой секретаря комсомольской организации.
Печальную известность его семья получила весной этого года. По фотографии головы террористки-смертницы, которая была сделана во время следствия, Магомедов узнал свою собственную дочь. 28-летняя Мариам Шарипова 29 марта взорвала себя на московской станции метро «Лубянка». Вскоре после этого 17-летняя Дженнет Абдурахманова произвела такой же взрыв на станции метро «Парк Культуры». В результате погибли 40 человек и 80 пассажиров метро получили ранения. Магомедов скорбит по поводу своей дочери. Она была для него – и это весьма странно для жителя Кавказа – более дорога, чем двое его сыновей вместе взятые. Сыновей несправедливо объявили в розыск, и теперь они скрываются. Но только его дочь была близка ему в его вере. Вместе с ней он пару лет назад совершил хадж в Мекку.
Мариам Шарипова была глубоко верующей мусульманкой и одновременно она была хорошо образованным математиком, а также специалистом по информатике и психологии. Если она добровольно совершила подрыв – пока следствию еще не удалось это однозначно установить, — то тогда, как он надеется, Аллах возьмет ее в рай как мученицу. Так как законы Аллаха, поучает он, допускают совершение подобного рода действий: если это направлено против зла в Москве, где правит сатанинский мафиозный режим, и если это направлено на утверждение исламской веры. «В настоящее время во всем мире ведется война между куффарами, неверующими, и исламом – высшей формой веры», — убежденно говорит Магомедов.
Там внизу, на побережье господствует страх перед исламским фундаментализмом. Заур Газиев – представитель правозащитной организации «Мемориал» в Дагестане говорит даже о «насильственной исламизации» страны. Принятие «западных ценностей», которое частично проводилось в советское время, теперь подавлено, жалуется он, и он в этом не одинок. Председатель организации «Отечество» Сулейман Уладиев считает, что в Дагестане происходит «талибанизация». Пестрая палитра неправительственных организаций пытается поддерживать новое общественное сознание. В Дагестане издаются четыре оппозиционных газеты, достойные того, чтобы так называться. Это исключительный случай для Северного Кавказа.
Тем не менее вооруженные столкновения приняли здесь особенно жестокую форму. Иногда в республике в неделю убивают по 40 человек. Смесь религиозной, преступной и государственной власти создает особо взрывоопасную ситуацию. Здесь господствует коррупция, произвол и насилие. Это вынуждает молодых людей уходить в «лес», убеждена Светлана Исаева. «Там никто не воюет за деньги», — говорит председатель организации «Матери Дагестана за права человека», которая до сих пор ищет своего бесследно исчезнувшего в 2006 году сына. И именно так выглядит типичная дагестанская трагедия – человек становится свидетелем кражи. В ходе следствия он неожиданно оказывается обвиняемым. При помощи жестоких пыток его вынуждают сделать признание. Только при помощи правозащитной организации человек в таком случае может быть освобожден. Обычно такие люди бесследно исчезают, или их трупы находят в лесу. Власти сообщают: убит еще один ваххабит. Об этих случаях хорошо известно свидетелю. И он знает, что после освобождения он будет убит. И поэтому он убегает к «лесным братьям». Спустя несколько месяцев его убивают в ходе проведения «спецоперации» и его представляют как террориста. Молодые верующие, далекие от всякого рода воинствующих группировок, регулярно попадают в такого рода мясорубки.
Милиция в Дагестане является частью бандитского мира, говорит Заур Гассиев. Ей нужен религиозный экстремизм для того, чтобы получать свой огромный бюджет и по возможности его еще и увеличивать. При этом сами сотрудники милиции поддерживают очень тесный контакт с теми, кого они, собственно, должны задержать. Что касается экстремистов, то они занимаются вымогательством и «даже целые министерства» им платят, отмечает представитель «Мемориала». Никто точно не знает, сколько вообще существует «лесных братьев». Может быть, их 200, 300 или даже 500. В городском подполье находятся около 1000 нелегалов. И поскольку между этими действующими лицами существуют невидимые, часто пересекающиеся связи, Дагестан становится неуправляемым.
Чечня
На этом фоне многим дагестанцам соседняя Чечня кажется оплотом мира и спокойствия. Это впечатление поддерживается за счет массивного присутствия сил безопасности. Наш водитель был вынужден пропустить по дороге большое количество российских танковых колонн и колонн грузовых автомобилей. На улицах заметно больше российских военных, чем это было во время моей поездки год назад, когда в Чечне был снят режим контртеррористической операции. Село Центорой недалеко от Гудермеса, где размещается клан Кадырова, превращено в настоящую крепость. Войти сюда можно, с гордостью говорил 34-летний Рамзан Кадыров, поменявший титул президента на звание главы Чечни. «Но выйти уже никто не сможет», — самонадеянно заявил он во время нашей беседы в его резиденции. Он намекал при этом на нападение исламских боевиков этим летом, в ходе которого были убиты 12 повстанцев.
На самом деле село Центорой защищено как объект максимальной степени безопасности. На подъезде к селу располагаются хорошо вооруженные блокпосты. Они пропускают только жителей села. Наша знакомая, проживающая в этом селе и принадлежащая к тейпу Кадырова Беной, проводит нас через блокпост. «Это мои гости», — говорит она недоверчиво смотрящему на нас часовому и произносит при этом все еще действующую на Кавказе волшебную формулу. Гости здесь неприкасаемы.
Никаких фотографий, быстро бросаем взгляд на дом Кадыровых с собственной мечетью, расположенный в центре села и обнесенный высоким забором. Люди в черном охраняют эту крепость чеченского лидера. Затем мы быстро проезжаем еще по одной улице и выезжаем из села Центорой, чтобы не вызывать никаких подозрений.
Репутация Рамзана как победителя террористов в Чечне пошатнулась после нападения в августе повстанцев на Центорой, а также после атаки на парламент в Грозном в октябре. Его люди нервничают и, естественно, не хотят, чтобы нечто подобное повторилось. Одновременно он сам стремится к большей публичности для того, чтобы представить образ исцеленной Чечни, который не существовал и до этих террористических нападений.
Почти три часа мы ждем в здании правительства в Грозном. Затем появляется глава Чечни собственной персоной и извиняется за задержку. Рамзан широк в плечах, рост у него менее 1 метра 70 сантиметров, и у него необычно мягкое рукопожатие. Дел невпроворот, и он уже два дня не был дома. Мама несколько раз звонила, и теперь он должен поехать к ней – так он объясняет свой отказ встретиться сегодня вечером и переносит беседу на утро.
Поздно вечером на следующий день он дает указание доставить нас в его резиденцию. Подъезд к отгороженному священному месту составляет чуть более двух километров, и он очень хорошо охраняется. Затем появляются ворота как в сказке «1001 ночь». Две огромные скульптуры львов составляют компанию охранникам. Хозяин дома принимает нас в одежде для досуга в атмосфере, напоминающей покои восточного правителя. Преобладающий цвета в интерьере белый, золотой и пурпурный. Рамзан – так он просит себя называть – уже почти четыре года находится у власти и за это время смог добиться – на деньги из Москвы, а также на доллары, полученные путем оказания давления на земляков, — впечатляющих результатов. Для Чечни, где отмечается необычный для Северного Кавказа строительный бум, а также для себя. Он расслабленно перемещается по своему фешенебельному жилищу. Снаружи яркие цветные лампы вырывают из темноты громадную искусственную скалу, а за ней в клетках лениво прохаживаются тигры и леопарды. В теплом гараже у заднего входа стоят Mercedes 600 и Porsche Cayenne. Когда он покидает свое пристанище для того, чтобы заниматься в Грозном делами, то его на улицах города сопровождают два десятка бронированных дорогих автомобилей, готовых раздавить любого, кто неожиданно окажется у них на пути.
Рамзан с течением времени избавился от своей первоначальной неловкости. Он говорит более бегло, хотя его русский все еще не отличается совершенством, а недостатки в образовании он пытается скрыть излишним самомнением. Он говорит спокойно, держит себя уравновешенно. Но на два вопроса он реагирует возбужденно. Он ничего не хочет слышать о том, что его люди применяют насилие по отношению к невиновным землякам для того, чтобы получить премию за уничтожение мнимого «террориста». Неожиданное «исчезновение» людей стало привычным явлением в Чечне. Эту ложь, резко реагирует глава Чечни, распространяют «плохие люди», получающие за это деньги.
Он просто выходит из себя, когда речь заходит об Ахмеде Закаеве – проживающем в Лондоне главе правительства Чечни в изгнании. По мнению Рамзана, это «террорист номер один», несущий ответственность за почти все плохое, что происходит в Чечне. Его заслуженно ожидает кровная месть, угрожающе говорит Кадыров сиплым голосом. В том числе и за неспособность держать слово, так как Закаев обещал вернуться в Чечню, но так и не приехал. «Британские спецслужбы не позволили ему это сделать», — считает посаженный Москвой чеченский лидер с умственным горизонтом сельского милиционера.
Когда позднее Закаеву по телефону был задан этот вопрос, он только посмеялся. «Я за все время пребывания в эмиграции говорил только с представителями Москвы и ни разу не беседовал с Кадыровым. Они, наверное, его неправильно информировали. Дело в том, что вопрос о моем возвращении никогда не обсуждался», — заверил Закаев благозвучным голосом бывшего актера. Он считает, что ситуация а Чечне, которую Кадыров оценивает как стабильную и перспективную, на самом деле исключительно взрывоопасна. В среднесрочной перспективе вспышка неизбежна. Чечню нельзя долго держать в повиновении, это уже доказано историей.
Закаев оценивает как «политический успех» тот факт, что боевики отказались от идеологии джихада. Теперь в центре борьбы вновь находится вопрос о независимости Чечни. «Правительство в изгнании приветствует решение чеченского сопротивления», — говорит Закаев. Но сам он, по его словам, ведет политическую борьбу. Поэтому он не может быть «террористом номер один», так как спецслужбы следят за ним днем и ночью. Зато он подтверждает предположения о том, что организованные Кадыровым «эскадроны смерти» действуют за пределами Чечни. «Любой, кто встает на пути Кадырова, находится в опасности, даже журналисты», — считает Закаев. Убийство Умара Исраилова в Вене, Анны Политковской, а также многочисленных других чеченцев являются для него подтверждением существования такого рода спецподразделения.
Грозный
Однако в чеченской столице молодой Кадыров принимает поздравления. «Рамзан, спасибо за Грозный» — огромными буквами написано на одном из домов в центре города. На небольших наклеенных на стенах домов листках бумаги совершенно другая история: «Кто видел… Руслана? Пропал 30 сентября», — спрашивают члены семьи исчезнувшего человека.
Проспект имени Владимира Путина, на одном из домов которого после избрания президентом России Дмитрия Медведева спешно изобразили и его портрет, является образцово-показательной улицей. В городе вновь есть электричество, газ и вода. За мечетью имени Ахмата Кадырова, которая, если верить Рамзану, является крупнейшей в Европе, растет деловой квартал Грозный-Сити. Девушки и женщины в общественных местах носят платки. Ходить по улице с непокрытой головой может быть опасно. Недавно некоторых женщин, нарушавших неписанные правила, обстреляли из ружей для пейнтбола. Однако чеченские женщины изобретательны. Они имитируют головные платки, украшая свои волосы лентами для волос. Хиджаб — традиционная одежда, скрывающая все тело, но оставляющая открытым лицо – по причине его привлекательного дизайна и выглядывающих из-под него высоких каблуков часто воспринимается консервативными муллами как чистая провокация.
«Внешне Грозный выглядит потрясающе, — подтверждает Тамара из соседнего города Аргун. – Но что здесь происходит с людьми – этого никто не знает. Все это похоже на времена Сталина, и все здесь держат язык за зубами». «Но кто-то должен все-таки говорить, кто-то должен сказать правду», — так она обосновывает свою готовность встретиться с иностранным журналистом. Ее дочь хотела этому помешать. «Мама, не надо туда ехать, они же всех нас убьют», — умоляла она. Но последовал ответ: «Они все равно нас убьют».
Ее сын Валид, рассказывает она, находится среди подпольных боевиков. Он попал к ним в 18 лет. Они показали ему видео своих нападений, бросили ему вызов. Через два месяца все это ему надоело. Он верил в слова Кадырова об амнистии и вернулся назад. Тамара показывает фотографию молодого человека с умными глазами. Валида сразу арестовали, приговорили к тюремному заключению, но за хорошее поведение досрочно отпустили. После этого начались страдания. «Люди в масках все время приходили, они избивали его, меня, мою дочь, детей, — рассказывает она. – Я рыдала и на коленях умоляла их. Что вам еще нужно? Его же амнистировали!» В конце концов она попытались переправить сына в безопасное место в Турцию. Но по дороге Валид был схвачен и посажен за решетку.
Теперь его по ложному обвинению приговорили к пожизненному заключению. Тамара боится того, что с ним произойдет то же, что с сыном ее соседки. Его также амнистировали. Потом его арестовали. Когда у него выросла борода, его одели в камуфляж, отвезли в лес и там убили. «По телевидению его показали как убитого боевика», — рассказывает мать Валида. Из 18 амнистированных боевиков в Аргуне в живых остались только трое. «Я никогда не думала, что чеченцы могут творить такое с чеченцами», — говорит Тамара.
Ингушетия
Слепцовск расположен примерно в двадцати километрах к востоку от Грозного. Название этого места в Ингушетии навсегда будет связано с крупнейшим чеченским лагерем для беженцев, который существовал здесь в течение двух войн. Уже стемнело. Рустам медленно ведет автомобиль, пытаясь в темных переулках разыскать Ахмеда. Не видно ни единой живой души. Ахмед является имамом небольшой и еще недостроенной мечети. Без всякого предупреждения он неожиданно появляется из темноты. Ахмед рассказывает о злоупотреблениях милиции, об избиениях, об угрозах в адрес представителя духовенства, который клянется и говорит о том, что принадлежит к мирному течению ислама. «Когда они пришли в последний раз, они стали мне угрожать: они точно знали, как они могут сделать из меня террориста». – говорит он. Он считает, что представители правоохранительных органов создают атмосферу страха и ужаса. «Поэтому терроризм, поэтому ваххабизм, которые не имеют ничего общего с нашей верой», — заверяет имам.
Это мнение разделяют его оппозиционно настроенные земляки. И председатель движения «Справедливая Ингушетия» Магомед Хазбиев считает, что за гибель людей и их «исчезновение» ответственность несут власти. Он показывает на свой полуразрушенный дом на окраине Назрани. «Это были правительственные войска; пару недель назад они обстреляли мой дом из автоматов и гранатометов. Они хотели нас запугать», — говорит правозащитник. «Для меня у них пуля уже отлита», — замечает глубоко верующий мусульманин в элегантном европейском костюме. Когда-нибудь эта пуля поразит цель, только он не знает, когда.
Даже в столице Назрани (столица Ингушетии – Магас – прим. перев.) только гостиница «Асса» считается надежным местом. Благодаря часовым с автоматами в фойе и на этажах. Когда неподалеку послышались выстрелы, сотрудники охраны не пошевелились. «Это происходит каждый день», — говорит один из них. Мирная жизнь на рынке, где помимо местных овощей и фруктов предлагаются также импортные моющие и чистящие средства, шоколадки «Марс» и «Сникерс», представляет собой поразительный контраст.
По мнению Тимура Акиева из организации «Мемориал» в Назрани, вооруженное сопротивление в небольшой республике с населением 500 000 человек не связано с религией. Он считает, что речь идет в большей степени о борьбе определенной группы населения против политической системы. «На всем Северном Кавказе противостоят друг другу сторонники и противники федеральной власти», — убежденно подчеркивает Акиев. Путин во время второго срока президентства установил «вертикаль власти», при которой Кремль дает указания подчиненным ему ведомствам, а выборность региональных представителей практически прекращена. «Президент Юнус-бек Евкуров является частью этой системы», — считает Акиев.
Ингушский президент занимает дворец в тщательно охраняемом правительственном квартале. Бывший профессиональный офицер в ранге генерала держится скромно. На нем темный костюм, он говорит медленно и вдумчиво. Он твердо придерживается провозглашенного им курса, который состоит в том, чтобы разговаривать с жертвами злоупотреблений и с семьями боевиков. В отличие от своего соседа — не пользующегося особой любовью Рамзана Кадырова – Евкуров не считает, что можно решить проблему, если просто убивать находящихся в подполье боевиков. «У нас здесь действуют законы кровной мести. Если мы убьем одного бандита, то может так случиться, что мы тогда получим пять новых», — говорит он.
Тем не менее ингушская действительность такова, что боевики подрывают киоски, торгующие алкоголем и убивают сотрудников правоохранительных органов, и поэтому обстановка продолжает оставаться в высшей степени взрывоопасной. Как и в Чечне, в Дагестане, а также в Кабардино-Балкарии. Северный Кавказ превратился сегодня для России в серьезный вызов, и существует опасность, что Москва может потерять этот регион. За окрашенным в религиозные тона конфликтом скрывается также противостояние доведенных до отчаяния граждан с циничной и безжалостной государственной бюрократией, которая в интересах власти и собственности жестоко подавляет своих оппонентов и таким образом только усугубляет те проблемы, с которыми она, собственно, и должна бороться. В конечном итоге Северный Кавказ – это зеркало России. Страны, где интересы власть имущих реализуются за счет подчиненного ей населения. Ситуация будет только обостряться в связи с проведением в Сочи в 2014 году Олимпийских игр. Так как Путин – к тому времени он, возможно, вновь будет президентом – захочет показать, как успешно развивалась стала страна под его руководством. Любой ценой.
www.inosmi.ru
Источник: http://www.inosmi.ru/politic/20101227/165229563.html