По данным Росстата, каждый шестой житель России?– бедняк, доходы которого ниже официального прожиточного минимума. Статистика невеселая, но это намного лучше, чем было 10 лет назад, когда за чертой бедности находилась почти треть населения. С другой стороны, понятно, что официальная картина бедности очень далека от истинного облика этого явления. В глубине, под «ширмой» из цифр, скрывается немало неожиданного. Что там? Об этом?– наш разговор с директором региональной программы Независимого института социальной политики Натальей ЗУБАРЕВИЧ.
Лишние 5 миллионов
— Росстат утверждает, что за три первых месяца 2009 года в России прибавилось 6,5 миллиона бедняков, а всего их — 24,5 миллиона. Не слишком ли это много?
— Цифра немалая, но в начале 2000-х бедных было больше. Что же касается резкого роста бедности — тут нужно быть осторожным в оценках. Нельзя сравнивать данные первого квартала с предыдущим, четвертым. У нас в стране четвертый квартал — это время, когда доходы населения резко повышаются, на 20-30%. В декабре-марте же всегда провал по доходам, и уровень бедности растет. Если сравнить корректно данные первых трех месяцев нынешнего года и прошлого, то окажется, что бедняков стало больше не на 6,5 миллиона, а на 1,5 миллиона.
— Значит, в действительности все не так плохо?
— Уровень бедности был 13% населения, сейчас около 15%, столько же было в 2006 году. Где хуже всего? По-прежнему в слаборазвитых регионах, где уровень бедности и до кризиса был высоким — 25-38% населения. Но кризис ударил и по промышленным регионам и городам, особенно машиностроительным и металлургическим. В машиностроении по многим видам продукции производство сократилось в два раза. И не только в автомобилестроении, резко упал выпуск станков, тракторов, вагонов, комбайнов.
Проблемы заметнее всего в машиностроении и металлургии, но их ощущают и занятые на других производствах. Всего занятых на крупных и средних предприятиях около 20 миллионов человек. Еще около 10 миллионов трудятся в легальном малом бизнесе, там последствия тоже тяжелые. Примерно 15 миллионов заняты где-то в «серой» экономике, мы про них мало что знаем.
Но кризис затронул не всех. Почти 20 миллионов заняты в бюджетном секторе, для них пока мало что изменилось. Напомню, что в конце прошлого года многим бюджетникам повысили заработную плату. На 13% вырос реальный размер пенсий, а пенсионеров в России почти 39 миллионов. В России осталось 7-8 регионов, где средняя пенсия ниже прожиточного минимума — это уже не четверть, как 5 лет назад.
В результате реальные среднедушевые доходы населения и реальная заработная плата сократились только на 5-6% (июль 2009?го к июлю 2008 года). Понятно, что это «средняя температура по больнице», в регионах и городах ситуация разная.
— Проблема еще и в подозрительно низкой величине этой официальной черты бедности.
— Наш прожиточный минимум мал, но все-таки его два раза серьезно поднимали. В начале 1990-х годов он был сконструирован на уровне физиологического выживания как кризисный. Его хватало, чтобы человек не умирал с голоду и платил за квартиру. А также покупал шкаф раз в 20 лет и одну пару обуви раз в 3-4 года.
Это был экстремально низкий уровень. Но его поднимали в 2000-м и в 2005 годах. Туда добавили фрукты, овощи, мясо, а не только крупы и хлеб. Добавили коммунальные услуги, которые дорожали немилосердно. И с 2005 года минимум стал чуть более приемлемым, хотя в нем по-прежнему на человека приходится меньше одного пальто в год.
В измерении бедности через прожиточный минимум всегда немало изъянов. Начиная с того, что он оценивает в основном физиологические потребности, а бедным недостает не только мяса и молока.
Скрытые доходы
— В каких регионах страны самое небогатое население?
— Росстат только что опубликовал статистику по регионам за 2008 год. Тогда средний уровень бедности по стране был 13%. А по регионам — от 6-7% в крупнейших нефтегазодобывающих автономных округах (Ямало-Ненецком, Ханты-Мансийском) до 33-38% в Республиках Тыва и Калмыкия, 28% — в Ингушетии.
— Почему так беден Кавказ?
— Помимо занятости в бюджетной сфере, в которой работодатель — государство, домохозяйства там получают доход из двух источников. Во-первых, это «отходничество» в самых разных формах — ездят в другие регионы на строительство, на сельскохозяйственные работы, торговать. Например, жители Дагестана получали в аренду земли в Ростовской области, на которых выращивали капусту, лук. Такие трудовые миграции дают основные доходы сельскому населению. Измерять эту занятость очень сложно, она почти полностью в теневой экономике.
— А что за второй источник?
— Он общий для всей страны. Сельские жители, да и многие жители небольших городов имеют свои подсобные хозяйства. Они дают 80% картофеля, половину молока в стране. Хотя зарплаты в сельском хозяйстве почти в три раза ниже, чем в среднем по России. И это неудивительно: известный географ Татьяна Нефедова делала анализ развития агросектора, и оказалось, что 40% сельских муниципалитетов даже в европейской части страны — это «черные дыры» экономики с крайне низкими показателями производства сельхозпродукции. Так что денег у сельского населения немного, живут в основном на то, что выращивают сами. По данным Росстата, из всех российских бедных 40% живут в сельской местности, в 2007 году уровень бедности сельского населения составлял почти 20% и снижался медленнее, чем в городах. Но сколько сельских жителей на самом деле находятся за чертой бедности, не может точно сказать никто, — доходы от личных хозяйств сложно подсчитать.
— Есть ли приблизительные оценки?
— В России нет хорошей методики, измеряющей доход от личного подсобного хозяйства. Может, и хорошо, что ее нет. Такие измерения — дело опасное. В Казахстане в начале 2000?х годов разработали подобную методику и стали исходить из нее, начисляя пособия малоимущим. Сельским жителям насчитали дополнительные доходы за каждую корову и каждого верблюда, и люди ради пособий начали резать скот.
А в России попробуйте подсчитать, сколько получает сельская семья с помидоров, огурцов, фруктов? На Севере и в тайге с подсобного хозяйства не проживешь, но там можно получить неплохой доход от даров природы. Это сформировавшийся, но в основном теневой бизнес, в котором есть сборщики, перекупщики и перевозчики, грибоварни. До кризиса на сборе грибов, ягод, кедрового ореха ухватистая семья за сезон могла заработать 200-300 тысяч рублей — хватит на подержанную машину. Добавьте эту сумму к официальным доходам — получится, что данная семья уже никак не попадает в категорию бедных.
Дорога наверх
— Так все-таки как нам спастись от бедности?
— Проблема в том, что мы плохо понимаем российскую бедность. Она не такая, как в развитых странах, и в то же время не «африканская». Для меня бедность в России — это не только низкие доходы, хотя это важнейший индикатор, но и «социальная исключенность», то есть выброшенность людей из общества.
Всюду — от Нечерноземья до Севера, Урала и Сибири, есть небольшие города и поселки с массовым пьянством и тяжелейшей социальной средой. Если там встает единственный завод, альтернатив нет. Историю с Пикалево раздули, а про другие города, из которых выбраться намного труднее, мало кто знает.
— Верно ли мнение, что некоторые люди живут в бедности только потому, что сами не хотят жить лучше?
— Возьмем пример Ханты-Мансийского автономного округа. До кризиса у него был большой бюджет, и власти тратили очень значительные средства на социальные программы — образование, здравоохранение, соцзащиту. И все равно уровень бедности в округе не опускался ниже 6%. Скорее всего, эти 6% населения — и есть застойная бедность, когда человек вообще теряет потребность что-нибудь менять в жизни. У него стало меньше денег — он снизил потребности. Еще меньше — еще снизил, все более деградируя. Таких людей нужно реабилитировать, а это задача долгосрочная и затратная. Сейчас, когда работу теряют экономически активные люди, на первом плане проблемы их поддержки.
— Как ее решить?
— Рост бедности лучше всего предотвратил бы быстрый выход из кризиса. Но макроэкономисты этого не ждут и почти единодушны в том, что выползать из кризиса мы будем медленно.
В таких условиях важна социальная политика государства. Но с ней не все хорошо. Посмотрите на структуру выплат: сейчас у нас есть выплаты категориальные и адресные. В регионах около 75% социальной помощи уходит на категориальные выплаты — ветеранам труда, инвалидам, независимо от того, какой у них уровень доходов. И только четверть расходов в регионах идет на адресные выплаты — детские пособия, жилищные субсидии, пособия малоимущим, которые дают с учетом уровня доходов семьи.
Если мы хотим, чтобы уровень бедности в России не рос, эту пропорцию нужно менять. Нужно, чтобы социальная помощь оказывалась тем домохозяйствам, у которых действительно низкие доходы.
— По?вашему, в целом ситуация с бедностью становится хуже или лучше?
— Мы постепенно идем по тому же пути, которым шли все развитые страны. Он стандартный: от физиологической бедности, когда кушать нечего, к бедности социально ориентированной. Кризис это движение затормозит. Не берусь прогнозировать, насколько сильным будет откат назад, но есть ощущение, что нарастание бедности будет не очень сильным — если кризис не затянется на три года, если нефтяные цены позволят пополнить бюджет, когда мы проедим все стабфонды. Мировой банк дает оценку уровня бедности в следующем году около 16-17%.
С началом экономического роста показатели бедности поползут вниз медленно. Повтора успехов «сытых» 2000-х годов вряд ли стоит ожидать. Из бедности уже выведена большая часть семей бюджетников, часть семей, занятых в сельском хозяйстве. Каждый следующий процент снижения потребует возрастающих финансовых затрат и усилий, ведь изменится структура бедного населения. В ней возрастет доля людей, которым трудно себя обеспечивать из-за проблем со здоровьем, низкого образования и маргинальности. А их выводить из бедности очень нелегко.