Вопрос о переселении иностранных колонистов на Кавказ был определен 27 октября 1778 года, когда немцам из Саратовской губернии было разрешено селиться на Северном Кавказе. Правительство предоставило им возможность широкой деятельности в области ремесел, промыслов, торговли на льготной основе. Они освобождались на 6 лет от всех государственных податей. На немецком языке был издан манифест императрицы Екатерины II от 22 июля 1763 г. «О дозволении всем иностранцам, в Россию въезжающим, поселяться в которых губерниях они пожелают и о дарованных им правах».
Сложно устоять от подобного заманчивого предложения русского правительства и тысячи семей из разных частей Германии потянулись в Россию. Вначале большинство немцев селилось в Санкт-Петербургской и Лифляндской губерниях, а затем в Поволжье и на Юге России. В первой половине XIX века переселение немцев на Кавказ шло медленно, поскольку их отпугивала Кавказская война, в Дагестан немцы стали селиться со второй половины XIX века.
В 1900 году немцами-колонистами было приобретено 66,960 акров земли у братьев Львовых. На этой земле ими были основаны 13 колоний-поселений, еще две колонии были образованы позже в 1904 г. На новое место поселения прибыло 3400 человек из Таврической, Екатеринославской и Херсонской губерний. Так в 1900 году появляется колония Владино Качалай — кутанского района. Далее в 1900 году образуется селение Романовка (Люксембург).
Количество домов в поселениях составляло 25 дворов. Жители были наделены землёй в количестве 925 десятин. Селились здесь и отдельными семьями. Так в районе селения Андреево (Эндирей. — Ред.) находилось поселение Густава Шелера. Прибыл этот поселенец в 1902 из Бессарабской губернии, где и жили его предки.
По уровню социально-экономического развития немецкие колонии были одними из самых развитых на Северном Кавказе. Колонии располагали собственной пожарной частью. Кроме того, в колонии Николаевка № 9 располагался детский приют, попечителем которого был Г. Гюнтер. В колонии Тальма располагалась аптека, в которой производились лекарства. Изготавливали их К. Фаст и Ф. Энсс. Также для оказания первой медицинской помощи в некоторых колониях были созданы амбулатории, в которых принимали и роды.
Немецкие поселки отличались порядком и чистотой. Основу хозяйства первых немецких поселенцев составляли огородничество, садоводство, табаководство и частично зерновое земледелие. Русские и немецкие предприниматели были основателями и владельцами пивоваренных предприятий в городах Хасавюрт, Темир-Хан-Шура, Петровск и т.д.
Войны и немцы
Испытание первое. После революции 1917 года и начала гражданской войны, колонии стали подвергаться частым набегам со стороны чеченцев. Не дождавшись никакой защиты со стороны властей, поселенцы решили выехать из Дагестана. Первый поток беженцев направился в сторону Хасавюрта 8 февраля 1918 года. Как правило, беженцы далеко не уезжали, а оседали в других регионах Кавказа. После окончания гражданской войны, в 1920 году, правительством Дагестана была предпринята попытка возвращения немецких поселенцев. Им были гарантированы безопасность и возвращение потерянного имущества. Вернувшиеся, им пришлось заново отстраивать дома и налаживать быт.
Испытание второе. В связи с началом Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. на основании секретного постановления ГКО №827 «О переселении немцев из Дагестанской и Чечено-Ингушской АССР» от 22 октября 1941 года все немцы Дагестана общей численностью 7306 человек, как и их сородичи в Поволжье, в Саратовской, Сталинградской областях, Азербайджане и Грузии, были принудительно высланы в Казахскую ССР. Переселение и адаптация немцев в новых местах проживания, как свидетельствуют очевидцы и статистика смертности, проходили в тяжелейших условиях. И только в период хрущевской «оттепели» немцы, как и другие репрессированные народы, были реабилитированы.
Дагестанский Люксембург
Некогда село Романовка было большим богатым селом, население которого состояло из тех самых немцев, предки которых поселились здесь еще в конце VIII века. Позже в 1925 году оно было переименовано в Люксембург.
У каждого хозяина были свои большие угодья, на которых они выращивали кукурузу, пшено, ячмень, держали скот, коней. Еще до революции 1917 года, по воспоминаниям старожилов, в селе было свое электричество, своя подстанция, мельница. Позже построили свой кирпичный завод, хлопкоперерабатывающий завод: здесь сажали и перерабатывали свой хлопок. В селе было пять конюшен, цвели большие фруктовые сады. Люди, жившие здесь, отличались большим трудолюбием, аккуратностью и высокой культурой. Никто не помышлял нажиться чужим добром. Утром каждый хозяин, державший скотину, вставал, доил коров, и оставлял полный бидон молока на скамейке у ворот, его колхозу сдавали. Потом назначенные люди молоко забирали, а под бидоном оставляли плату. И деньги эти могли лежать хоть неделю, никто не трогал.
Жили немцы в мирских трудах и заботах, подавая пример другим, как надо работать и строить хозяйство. За все, что не брались, делали основательно и добротно. Об этом до сих пор в селе рассказывают. Жил здесь некогда кузнец-немец, был мастером на все руки. Дали ему кусок жести и молоток, ведро смастерить. Сколотил он его одним молотком, да так, что ни капли не протекало. Другой же, Болендер Иван, поле мотоциклом вспахивал. Все приспособления к нему своими руками смастерил.
Хорошо жили, и хозяйство держали, и колхоз процветал, ладили с соседями других национальностей, дружили, были кунаками…
Спокойная жизнь и устроенный быт рухнули в одну ночь – 27 октября 1941 года. Ночью погрузили всех на подводы и вывезли. Вернуться они смогли только после 1956 года.
На сегодняшний день в селе Люксембург проживают две семьи немцев. Мы встретились с Эммой Александровной Наймон.
– Эмма Александровна, вы коренная немка?
– Мои родители, мой дед и прадед жили здесь. Дед мой Эдуард Неймон погиб еще в 1940 году в Салехарде на трудовом фронте. А 1941 году мою бабушку Марту Наймон вместе с пятью детьми и другими немцами депортировали в Казахстан. Там я и родилась.
– Вам рассказывали об этом времени?
– Да, и бабушка, и мама рассказывали. Большие тяжести пришлось перенести людям. Дали им 24 часа на сборы, 24 часа это только на словах, а фактически ночью погрузили всех на подводы и увезли. Кто что смог, успел собрать, собрал, а кто нет, все оставили. Рассказывают, что в эту ночь на краю села у одной семьи ребенок умер, похоронить толком не смогли, в саду закопали, да и все. На одну подводу грузили 3-4 семьи. 27 октября их вывезли, 29 октября они были в Махачкале. Там в порту их посадили на баржу. Баржа эта, некогда возившая нефть, потонула, после ее достали со дна, и на этом грязном, нечищеном, конечно же, без всяких удобств судне их отправили в Казахстан. На место своего поселения они прибыли лишь 31 декабря. Дорога была ужасной, пришлось пройти и холод, и голод. Тех, кто в дороге, не выдержав лишений, умирал, просто привязывали к доске и выбрасывали в море.
Те, же, кто добрался, были заброшены в какую-то глушь на поселение. Никаких удобств, никаких никому привилегий. Дети в школы не ходили, их там просто не было. Их закрепили за отарами, и вместе с родителями они работали.
Запрещали говорить на немецком языке. Ходили, слушали под окнами, если услышат речь, забирали, и человек исчезал, в поселении больше не появлялся. Тяжело приходилось им, сильно их притесняли.
В 1956 году запрет был снят, и им разрешили вернуться.
– Как их приняли после стольких лет? Каково было отношение?
– Когда они вернулись, оттого, что они оставили, практически ничего не осталось. В их домах, на их землях жили уже другие люди. Не было тех заводов, из пяти, осталась только одна конюшня, сады были вырублены. Конечно, война и разруха сделали свое дело, но и местные жители уже не старались что-то поддерживать. Например, когда уезжали, в селе было два колодца, мой дед сам их выкладывал, вернулись – все засыпанные оказались. Не знаю, то ли не следили за ними, то ли не знали, как их чистить, не умели.
Тем, кто вернулся, пришлось заново обживать свой быт. Люди помогали, кто картошку принесет, кто курочку, кто гусочку, кто, чем мог, помогал.
Вместе с нами сюда много семей вернулось, но потом в 60-е годы опять стали уезжать. Потом уже в 90-е годы остальные стали разъезжаться.
– А вы почему остались?
– У меня мама еще жива была, уезжать не хотела, за ней я смотрела. Да и семья у меня смешанная. Я замуж вышла за лезгина.
– А с его стороны родители не возмущались, относительно его выбора?
– Что вы! У меня свекровь русская. Они меня спокойно приняли. А вот с моей стороны возмущались. Это было не приемлемо. Как так, лютеранке выйти замуж за мусульманина! Я была первая из своего немецкого рода, которая вышла замуж за мусульманина. Но ничего, потом все смирились и сдружились. После меня уже двоюродная сестра вышла замуж за турка, в общем, я им дорогу открыла. (Смеется).
– А вы помните свои национальные традиции, как, например, немцы свадьбу играли?
– Помню, конечно, Накануне свадьбы женщины берут большие корзины, выстилают их белыми салфетками, и идут по ближайшей округе посуду для свадьбы собирают. Невеста, как и полагается, в белом платье, а венки тоже своими руками делали. Помню, мама моя тоже делала. Берется тонкая, очень тонкая бумага, держат ее над лампой, подогревают, она становиться мягкой такой, и быстренько лепят из нее форму, потом окунают в расплавленный воск, живой цветок получался. Так мастерили весь венок, после к нему фату прикрепляли. На женихе, конечно же, черный костюм, белая рубашка, на левый карман крепился маленький букетик с длинной по колено лентой, такой же букет должен был быть и у подружки невесты.
Весело проходили свадьбы, со своими ритуалами, гаданиями. Например, сидит жених и невеста, а сзади парень с девушкой в окно стучат. Если на стук первый откликнется парень, значит, он первый жениться, если первой откликнется невеста – девушка.
– А национальные блюда вы свои готовите?
– Готовлю. Одно из них штрудель называется. Раскатывается тонко-тонко тесто, слоями друг на друга укладывается. В общем, это как слоенный хинкал получается, только подается по раздельности. Отдельно картошка, отдельно мясо и сами штрули. Только приправы из чеснока к ним не подается.
– А родственники у вас в Германии есть?
– Там живет моя тетя, мамина сестра, племянники. Мы поддерживаем связь. Они к нам 2008 году приезжали, гостили у нас. Им нравиться, что все люди с села приходят, здороваются, интересуются ими, расспрашиваю и жизни. У них в Германии же этого нет, люди замкнуты только свой узкий круг родственников: мама, папа, муж и дети. А свекровь, деверь, теща и прочие – это уже не близкие родственники. Мы со старшим сыном хотели поехать Германию, тетя вызов на нас сделала, но нам отказали в виду недостаточных родственных отношений, представляете? Тетя у них не близкий родственник.
– Вы знаете свой родной язык?
– Я знаю, с мамой и с бабушкой, с другими родственниками общались и общаемся и на немецком, и на русском. Только дети языка уже не знают. Старшая дочь чуть-чуть, младшие нет.
– Вы себя здесь уютно чувствуете?
– Здесь вся жизнь прошла, я привыкла, люди всегда по-доброму ко мне относились. Жаловаться не на что. Я даже как-то тетке сказала, не специально, в разговоре получилось: Я за всех твоих немцев не отдам ни одного своего сельчанина. Она даже обиделась, но потом поняла меня.
Источник: http://kavpolit.com/otkuda-est-poshli-nemcy-v-dagestane/