Американское сообщение о долгожданной ликвидации «террориста №1» Усамы Бен Ладена сразу напомнило бодрые отчеты отечественных силовиков о победах над кавказскими полевыми командирами.
Как и в случае с Бен Ладеном, многим, наверняка, хотелось бы услышать, что эти убитые командиры рассказали бы в суде, прежде чем выслушать заслуженный приговор. Как и в случае с Бен Ладеном, это чаще всего не удается — ликвидации крупных и не очень полевых командиров на Кавказе не становятся точкой в истории войны, как бы этого ни хотелось официальной пропаганде.
Официальная пропаганда и у нас, и, как выяснилось, у них все еще работает по рецептам времен Второй мировой. Но система террора, с которой имеют дело современные правительства, – это не нацистский рейх, в котором конец фюрера символически совпал с полным военным крушением.
Не видеть разницы — значит не понимать врага. А без такого понимания все громадное техническое превосходство государственной машины с разведкой, спецслужбами, армией, авиацией и спецназом над десятком боевиков в горах или одиночкой со взрывчаткой на поясе, который, возможно, сейчас ищет путь к очередной цели в очередном городе, в известной мере лишается смысла. Нельзя победить в войне, если не понимаешь, с кем воюешь.
Россия уничтожила на Северном Кавказе полтора десятка полевых командиров, каждый из которых смело мог считаться локальным аналогом Бен Ладена. До поры главным воплощением северокавказского зла оставался Аслан Масхадов, хотя как раз он-то на Бен Ладена походил меньше всего: кадровый советский офицер, талантливый начальник штаба в сепаратистской армии Джохара Дудаева в первой чеченской войне, избранный президентом на выборах, которые в Чечне до сих пор называют единственными честными во всей постсоветской истории. 8 марта 2005 года его труп показали по федеральным телеканалам. Всем (как сейчас с Бен Ладеном) хотелось, чтобы на этом война закончилась, но этого не произошло.
Оказалось, что кроме более менее понятного Масхадова в кавказском «лесу» еще много кто есть. В 2006-м в Ингушетии взорвался грузовик боеприпасов, в котором оказался Шамиль Басаев, «автор» рейда в Буденновск в 1995 году, бравший на себя ответственность за «Норд-Ост», за налет на Ингушетию и захват заложников в Беслане в 2004-м. Практически за все, что происходило трагического в России. Как сейчас с Бен Ладеном, тогда невольно возник вопрос, кто же теперь будет главным виноватым?
А они, конечно, мельчали – у большинства уже не было басаевского «эпического» прошлого, — но не переводились. Несколько арабских эмиров. Руководители подполья Дагестана, которые сами по себе могли бы уже составить целый отряд. Идеологи-проповедники – Саид Бурятский и Анзор Астемиров. Чеченский эмир Супьян. Очередной командир арабских моджахедов на Кавказе Муханнад.
Чем дальше, тем больше происходящее на Кавказе идейно срасталось с глобальным джихадом, "лицом" которого все последнее десятилетие был Бен Ладен. Основные ингредиенты кавказской «каши», конечно, оставались местными: бессовестный феодализм местных «элит», темперамент горцев и ислам. Но если в 1996 году боевики воевали за свободу Чечни, то в 2011-м их риторику стало не отличить от риторики джихадистов в Ираке и Афганистане. Это сделало чеченскую войну интернациональной, религиозной и общекавказской. Гораздо более опасной, но такой, которую уже с полным основанием можно было предъявлять Западу: видите, у нас настоящий общий враг. Не так уж важно, что его не было бы на Кавказе, если бы Москва 20 лет не допускала ошибку за ошибкой в управлении регионом. Собственно, это тоже роднит наши ситуации: и Россия, и Запад в известной степени имеют дело с големом, который, как ему и полагается, вышел из-под контроля создателей.
Поравняться с американцами после их отчета о ликвидации Бен Ладена пока не получилось: во вторник глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров заявил, что текущий главный враг государства Доку Умаров «больше жив, чем уничтожен». Об этом ингушскому руководителю стало известно после генетической экспертизы останков боевиков, убитых во время авиаудара под селением Алкун 28 марта этого года. Оптимисты, похоже, все еще продолжают считать, что Умарова могло разнести в такие мелкие клочья, что и опознавать нечего. Но даже если Умаров мертв, от этого едва ли что-то изменится. Кавказское подполье, как и «Аль-Каида», не нацистский рейх, день смерти вождя не станет днем победы, как бы нам всем этого ни хотелось в преддверии вторых майских праздников.
Противник, действительно общий и для России, и для Запада, — не враждебные державы, а сети, в которых выбитый узел мгновенно замещается новым. Сети, основанные к тому же на идеологии, которая позволяет им опираться на пассивную поддержку громадного количества мусульман. Даже если эти мусульмане сами никогда не возьмут в руки оружие, не сдадут террористам квартиру и не подвезут их на своей машине до следующего объекта атаки. Когда власти Чечни говорят, что в «лесу» осталось 70 боевиков, а власти Ингушетии – что 50, эти цифры, как и ликвидации эмиров, не означают победы. Боевики воюют за шариат. Но пока на них охотятся, убивают или амнистируют, кавказские села, в которых подавляющее большинство жителей не имеет никакого отношения к боевикам, начинают жить по шариату. Пытаться осмыслить такое противостояние при помощи идеологических "лекал" европейской войны 70-летней давности – по меньшей мере самонадеянно. Примерно так же, как рассматривать события в Ливии, пытаясь наложить на них политические схемы времен антисоветских бархатных революций в Восточной Европе.