Так уж повелось изначально, что самыми известными и признанными живописцами были мужчины. Им довелось расписывать соборы, которые по истечении многих веков превращались в памятники, писать портреты королей, тем самым обессмертив их. А что же женщина? В лучшем случае она готовила своим знаменитым мужам обеды, рожала и растила детей, а в худшем — ее обвиняли в колдовстве и рассуждали над тем, является ли она человеком и доведется ли ей услышать запах рая.
Но времена меняются: женщине разрешают носить брюки и зарабатывать наравне с мужчиной, ее даже допускают в такие мужские профессии, о которых она раньше и думать не могла, в результате чего мир узнал о Фриде Кало, Луизе Веже-Вебрен, Софье Кувшинникове и многих других. Гюльнара ИБРАГИМОВА — одна из немногих женщин в дагестанской живописи, и потому ее взгляд на женщину в искусстве и на искусство вне ее мира очень своеобразен.
— Что такое женщина в Дагестане? Для меня это что-то очень абстрактное, неясное. Моя мама, я сейчас вспомнила о ней, потому что все мы рано или поздно возвращаемся к своим матерям, так вот, моя мама, человек из «старого фонда», женщина, которая вопреки всему сумела получить высшее образование, хотя родня была против, и ее уже даже собирались выдать замуж, то есть она думала о своем образовании, просвещении. А нынешние женщины? Ведь по большому счету в основной своей массе они не хотят учиться, работать над собой.
l Может, просто потому, что запретный плод сладок, а то, что не запрещено, и даром не нужно?
— Не знаю… Я знаю лишь только то, что у поколения дагестанских женщин 60-х вырисовывается определенное лицо, то же самое можно сказать и о женщинах дореволюционных времен, а вот о современных женщинах этого не скажешь, у них нет своего лица.
l Но ведь есть какой-то собирательный образ современной женщины?
— Есть, но мне он не нравится.
l И все-таки…
— Она слишком броская, порой это доходит до вульгарности, то почему-то кричащая. Я говорю сейчас об общей массе, а не конкретно о личностях.
l Вы имеете в виду «кричащий образ» или женщину-скандалистку?
— Нет, я сейчас не об образе говорю, я говорю о шумной, склочной женщине. И вот еще что меня поражает: при всем при этом существует еще одна, как бы параллельная жизнь, женщина словно раздваивается.
l И какова женщина в ней?
— Она абсолютно противоположна той, первой. То есть она интеллигента, существует в каком-то своем мирке, охраняет свою семью, дом. Вот почему-то именно два этих образа мне и представляются.
l Ну с женщиной в Дагестане мы более или менее разобрались, может, перейдем к женщине в живописи?
— Оооо, бедная женщина в живописи…
l Почему?
— Начнем с того, что сейчас не женщина в частности, а вообще художник проживает не самый свой лучший период. Правительство уделяет культуре слишком мало внимания. Вот что сейчас творится в культуре? Почему у нас нет достойного выставочного зала? Да, мне возразят, скажут, что есть зал Союза художников, но, по моему мнению, этот зал не направлен на прогресс, Союз не помогает молодым художникам, но не будем сейчас об этом. Что же касается правительства, то основная его помощь, как, впрочем, и поддержка меценатов, направлены на спорт и религию.
l По поводу поддержки сложно не согласиться, но вот насчет зала… А как же галерея в Каспийске?
— Я имела в виду, что в городе нет ни одного выставочного зала. Первая галерея очень хорошая, не спорю, но ведь она в Каспийске. А центр-то ведь в Махачкале! Раньше было удобно в том плане, что люди приходили туда не специально, а просто проходили мимо и заглядывали из интереса, а в Каспийск специально, ради выставки, редко кто поедет, и галерея фактически превратилась в мертвую зону. Сейчас нет развития, а ведь мы — художники, изобретатели, и все, что мы изобретем, даже если на чей-то первый взгляд это покажется абсурдным, то все равно рано или поздно это войдет в жизнь.
Недавно мы с супругом обсуждали покупку Роберто Карлоса для «Анжи». Вот если бы хотя бы два миллиона из этой огромной суммы выделили на культуру… Я не отрицаю, возможно, Сулейман Керимов — замечательный человек, но почему ему не пришло в голову, что и в культуру нужно вкладывать. Тут рассуждать сложно, чем он руководствовался, может, ему просто нужна была громкая акция? А может, и потому, что футболисты подошли к нему и конкретно, осмысленно сказали: для того-то и для того-то нам нужно вот это, это и это. Понимаешь, ведь от футбола обратную связь можно получить сразу же, а от художников ждать чего-то не приходится. Потому что мы сами не знаем, что выдадим завтра. Возможно, это будет шедевр, а возможно, что и нет, и тогда он может решить, что бросил свои деньги в пустоту, не понимая, что это тоже развитие Дагестана. Наверно, тут нужно подойти и попросить, но художники-то просить не умеют, к тому же чиновники наши большую часть этих денег заберут себе.
l Так в чем проблема? Что мешает развитию?
— Проблема в том, что раньше была советская система, и часть художников, «левых», так сказать, находилась под постоянным давлением, в поиске чего-то, они вели диалог с властью — словом, был процесс. Теперь же у власти нет скелета, стиля, «против» или «за» который можно было бы выступать, нет основы, никто не вступит с тобой в диалог, а если мы и пойдем протестовать против чего-то, нас попросту завалят где-нибудь за углом — вот и весь разговор. Я говорю все это к тому, что художник должен выставляться, ему необходим этот диалог. Вот скоро будет Кавказская биеналле, это такая небольшая форточка для нас, отдушина.
l Если заговорили о взаимоотношениях художника и власти, то не могу не вернуться к СССР, во времена, когда искусство финансировалось, но было ограничено в методах самовыражения, сейчас же все наоборот. Как вы думаете, какая из ситуаций более губительна для него?
— Я не хочу говорить, что тогда было лучше, потому что тогда было очень много ошибок, но если оценивать с точки зрения человека, живущего сегодня, то мне кажется, что Дагестан находится в какой-то яме. Даже во Владикавказе, который очень близко к нам расположен, все обстоит иначе. К ним постоянно приезжают новые художники, взять, к примеру, того же Шемеякина, они могут учиться у него. Ведь художник должен не только показывать. Он должен еще и смотреть. А что видим мы? Только вот эту грязь, а ведь Преображенский говорил, что «разруха начинается в головах».
Я не могу сравнивать то время и это, я могу сказать только то, что сегодня мне нравится, а что нет. А нравится мне… так, а что же мне нравится? (Смеется.) Мне нравится обилие материалов, в магазине можно найти все что угодно, казалось бы, нужно только работать, но… Никому это не нужно, мы не востребованы. Грустно. (Смеется.) А хочется ведь новизны какой-то, эмоций. Вот мы с супругом ездили в Питер, в Эстонии побывали, набрались новых эмоций, впечатлений, нам так понравилось, что даже начали подумывать о том, чтобы остаться там. Но ведь не у всех есть возможность куда-нибудь выехать.
l Остаться в Питере или же Эстонии?
— Ну, хотели в Эстонию, потому что все же тянет нас Запад…
l И почему выбор пал именно на Эстонию?
— Потому что это вроде бы уже Запад, но в то же время там довольно много русскоязычного населения, а значит, не придется переучивать язык. Ну и … вот, в принципе, и все.
l Я то ожидала рассказов о богатой и интересной культуре, а вы: «язык учить не надо». Как все просто!
— А там действительно все просто. Это здесь художник постоянно мечется. Что-то изобретает, что-то ищет, а там нет всего этого. Там так хорошо. Они очень любят свою культуру, берегут и культивируют то, что у них есть. Рядом с деревцем, которому что-то вроде 100—150 лет, они установят ограждение и повесят табличку о том, что рядом с ним когда-то прогуливалась та или иная знаменитость, то есть собирают и сохраняют свою историю. У нас же все не так. Я вот недавно ездила к себе в село, и видела, как уникальные резные столбы, которые уже вошли в анналы истории, валялись под ногами, и никому это не нужно. Зато все обшились пластиком и ничего, здорово живем!
l Прогресс, ничего не поделаешь. И все же мы ушли от темы «Женщина в живописи». Как думаете, почему среди женщин-художниц не так много громких имен, в отличие от мужчин?
— Женщина более замкнута, она более молчалива…
l «Молчалива» и «женщина» — это не совсем синонимы…
— Женщина молчит о своих мыслях, она не любит выносить их на обсуждение, в то время как мужчина абсолютно свободен в форме самовыражения. Женщина же более замкнута, она живет своим внутренним миром, что и мешает ей раскрыться в полной мере, ее мир зачастую ограничивается заботой о детях и доме.
l Ну а пресловутая «богатая женская душа»? Женская интуиция, в конце концов!
— Я и не говорю, что женская душа скудна, а внутренний мир женщины ограничен, отнюдь, просто многое из того, что может позволить себе мужчина не станет делать женщина. Видимо, у нас разные цели и разные предназначения в этой жизни.
Из женщин-художниц мне в последнее время очень нравится японка Яей Кусама, которой сейчас где-то около 82 лет, что не мешает ей быть самой высокооплачиваемой художницей мира, правда сейчас она находится в клинике после небольшого «сдвига фаз», скажем так. Просто у нее было очень тяжелое детство, она выросла без отца, с мамой-бизнесвумен, очень властной женщиной, которая запрещала ей рисовать. Из-за постоянных конфликтов с матерью в возрасте 10 лет у нее начались галлюцинации, она стала видеть повсюду какие-то узоры в мелкий горох. Позже, когда она подросла, мать решила выдать ее замуж, Яей была против. И тогда мать дала ей 1000000 долларов и сказала: «Езжай в Америку». Там она примкнула к группе хиппи, у нее были свои выставки, акции протеста против войны во Вьетнаме, и вот сейчас ее имя гремит по всему миру. Все дело в том, что она совершенно свободна в своих мыслях, в способах их высказывания, хотя сумасшедшей ее сложно назвать. Есть такой вид искусства, как Art Brut-рисунки людей с теми или иными психическими отклонениями, и по этим рисункам — по ломанным линиям, подбору красок бывает видно, что создавал их не совсем адекватный человек. В ее же творчестве этого нет, наоборот, присутствует четкая выветренность линий, тщательность работы. Просто иногда в ее голове происходит небольшое замыкание. Это нормальное замыкание, то самое, которого так порой не хватает женщине — чуть-чуть сумасшествия. Когда ты чуть-чуть сумасшедшая, ты будешь делать гениальные вещи. А как же иначе? Сейчас даже для того, чтобы выжить, нужно быть несколько сумасшедшей.