Выдачи именно его, в залог соблюдения будущего мира, добивался генерал Павел Христофорович Граббе, осадивший со своим карательным отрядом летом 1839 года возвышенность Ахульго, где находился имам, его родственники и приближенные. Сам генерал докладывал в Петербург, что Шамиль упорно отказывается выполнить его требование, предлагая в заложники, в частности, «одного из ближайших родственников». Однако Павел Христофорович настаивал на своем, исходя из того, что два года назад глава «мятежных» горцев уже выдал в качестве аманата своего племянника (Гамзата-Али-Оглы), но, несмотря на это, продолжал боевые действия против царских войск. 17 августа 1839 года, когда шел уже поэтапный штурм аула-крепости, Шамиль, заключив перемирие с наступавшими русскими войсками, вынужден был отправить к ним своего любимца – Джемаль ад-Дина. Вскоре, однако, доверие имама к командованию русского отряда было подорвано, и бой разгорелся с новой силой.
До сих пор исследователям были в той или иной степени известны лишь очень немногие сведения о пребывании старшего сына Шамиля в России, содержавшиеся прежде всего в воспоминаниях учившегося вместе с ним Н. А. Крылова и в книге Е. А. Вердеревского, написанной на основе свидетельств участников событий на Кавказе в 1854 – 55 годах. Однако в результате кропотливого поиска мне удалось обнаружить в материалах Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА) ряд документов, позволяющих более или менее отчетливо представить себе основные моменты этого периода жизни Джемаль ад-Дина.
23 августа 1839 года генерал Павел Христофорович Граббе писал из захваченного аула Ахульго военному министру графу Александру Ивановичу Чернышеву: «Сын Шамиля 9-ти лет, мальчик бойкий и свыше лет умный, находится у меня. Что угодно будет приказать на счет его?»
В соответствии с существовавшей в конце 30-х годов XIX в. практикой, пленных детей знатных горцев отправляли вместе с детьми простолюдинов и инородцев в батальоны военных кантонистов.
При этом специальные условия для воспитания детей моложе 10 лет существовали тогда в следующих военно-учебных заведениях: в Пажеском корпусе – для особо назначенных царем детей чинов первых трех классов; в Александровскомкадетском корпусе (в Царском селе) — для детей-сирот и сыновей заслуженных воинов; в 1-м Московском кадетском корпусе — для дворянских детей вообще; и, наконец, в малолетнем дворянском отделении при Новгородском батальоне военных кантонистов — для детей неимущих дворян и обер-офицеров.
4 сентября 1839 г. Александр Иванович сообщил Павлу Христофоровичу о том, что Николай I «соизволяет» на определение сына Шамиля вАлександровский кадетский корпус, а уже 6 сентября – о том, что решение царя изменилось и ребенок должен быть отправлен в малолетнее отделение 1-го Московского кадетского корпуса.
Джемаль ад-Дин (в сопровождении жандармского полковника) выехал в Москву. Там, в корпусе, в начале ноября 1839 г., перенесший довольно длительное путешествие на лошадях, он обмундирован как обыкновенный кадет.
Директор 1-го Московского кадетского корпуса генерал Николай Петрович Анненков, донося своему начальству о том, что сын Шамиля «…по неимению в корпусе особо духовного звания магометанского исповедания, не может изучать догматов исповедуемой им религии и исполнять установленных ею обрядов», обратился с ходатайством о переводе мальчика в Александровский кадетский корпус. 19 декабря 1839 года перевод был разрешен Николаем I. На полях этого отношения написано: «Высочайше поведено исполнить. 19 декабря 1839» — и подпись графа Александра Ивановича Чернышева.
В Александровском малолетнем корпусе Джемаль ад-Дин Шамиль «…научился говорить по-русски и усвоил кадетскую жизнь: лгать начальству, заступаться за товарищей и своих не выдавать. Словом, он был кадетом обстрелянным и взял меня под свое покровительство…» (пишет Николай Крылов).
В 1841 году в соответствии с существовавшим Положением очередная партия «александровцев», которым исполнилось 10 лет, переводилась в петербургские кадетские корпуса. Среди более чем 30 человек, официально назначенных «с Высочайшего Государыни императрицы соизволения» (императрица Александра Федоровна была покровительницей Александровского кадетского корпуса) к переводу во 2-й (Петербургский) кадетский корпус были назначены Гамзат-Али-Оглы и Джемаль ад-Дин.
В приказе главного начальника Пажеского, всех сухопутных кадетских корпусов и Дворянского полка (эту должность занимал брат императора, великий князь Михаил Павлович. В марте 1843 г. он стал главным начальником военно-учебных заведений и пребывал на этом посту до своей смерти, последовавшей в 1849 г.) от 25 августа 1841 года №344, в частности, говорилось: «По вступившим ко мне, по команде, представлениям и просьбам, предписываю: …назначенного приказом… к переводу во 2-й Кадетский корпус, за достижением 10-летнего возраста, кадетаАлександровского кадетского корпуса Демальдана Шамиля перевести в 1-й кадетский корпус».
Джемаль ад-Дин и еще двое мальчиков – Павел Колосов и Алексей Кирдан – были 4 октября 1841 года доставлены в 1-й кадетский корпус; форменное обмундирование, в котором они прибыли, в соответствии с существовавшей практикой, было отправлено обратно в Александровский корпус. Джемаль ад-Дин оказался одетым опять в горскую одежду, очевидно, вследствие того, что администрация этого нового для него учебного заведения в данном случае отнеслась к нему так, как к другим обучавшимся там детям горцев.
Николай Крылов, однокашник Джемаль ад-Дина, вспоминает:
«Меня поместили в отдельной комнате вместе с черкесами, которых было человек двадцать, в лезгинских и черкесских нарядах. Кровать мне отвели вместе с сыном Шамиля. Черкесы нашей комнаты жили между собой дружно, любили бороться и иногда поднимали общую возню, в которой и я участвовал. С моей деревенской подготовкой я не отставал от сынов Кавказа. Хотя игра и возня достаточно удовлетворяли накопленную энергию, но мне все-таки хотелось показать, что я не сплошаю и на деле, если ко мне кто-нибудь будет приставать.
Раз проходит близко возле меня какой-то кадетик, я его толкнул локтем, он обернулся и назвал меня «галанцем», так называли тех новичков, которые не успели еще надеть кадетскую курточку и ходили в своем платье. За слово «галанец» я его по носу! Кровь пошла, и он побежал жаловаться дежурному офицеру. Подошел ко мне дежурный, я испугался, не знал, что говорить, но Шамиль выручил, он сказал дежурному, что Молчанов меня бил и щипал, а я нечаянно толкнул его в нос. Молчанова выпороли, а мне сказали, чтобы я сам не расправлялся, а если кто меня будет обижать, то чтоб я жаловался…
Шамиль учился на средние баллы; переходил из класса в класс без всякого послабления со стороны учителей и экзаменаторов. Он был хорошим товарищем. Лет до пятнадцати он, как и другие черкесы, носил казенный черкесский костюм, а потом почему-то надели на него кадетскую куртку, что ему было очень горько, тем более что причины этому никто не знал. Со двора он ходил редко; его брали к себе те черкесы, которые служили в конвое Его Величества».
22 августа 1842 года директор 1-го кадетского корпуса генерал Павел Петрович Годеин получил письмо от директора Александровского корпуса генерала Ивана Ильича Хатова 2-го, в котором, в частности, говорилось: «В последнюю бытность мою у Вашего Превосходительства 17-го сего августа, в день раздачи подарков в Павловском Кадетском корпусе, проходя галереями вверенного вам Корпуса, я увидел, что переведенный из Александровского в 1-й кадетский корпус воспитанник Шамиль Демальдан одет в присвоенное горцам платье». Далее по поводу обмундирования «сына Дагестанского мятежника Шамиля» Иван Ильич обращался к начальству и получил уведомление о «высочайшем» повелении от 17 ноября 1839 года, по которому мальчик должен был быть обмундирован в кадетскую форму.
У Николая Крылова есть описание разговора Николая I, посетившего кадетский корпус, с Джемаль ад-Дином:
«Государь положил руку на плечо Шамиля и сказал ему: «Если ты хочешь писать своему отцу, то пиши. Письмо я доставлю!»
«Имею счастье благодарить Ваше императорское величество!» – ответил Шамиль.
«Ты научился хорошо говорить; а что, твоя рука поджила? Покажи!»
Шамиль быстро засучил рукав лезгинки и рубахи и показал заросшую рану между кистью и локтем на левой руке. Шамиль рассказывал, что эту руку проколол ему донской казак пикой».
(Продолжение в следующем номере).http://www.md-gazeta.ru/
Сергей Косцов, историк