Имам Шамиль – великий сын не только Дагестана, но и всего Северного Кавказа. Чем больше я знакомлюсь с его жизнью и той бурной эпохой, тем больше новых граней его личности раскрываются. Свое исследование феномена Шамиля я начал еще в 1980 году, когда вообще нельзя было публично говорить об имаме. Все было в тот период под запретом: книги, песни, конференции на тему «Имам Шамиль».
Приходится об этом говорить, потому что немало тех, кто имеет весьма смутное представление об истории родного края и о феномене исторического символа – героя Дагестана и Чечни, имама Шамиля. Между тем, в ходу ново- «старые» мифы, по сути дискредитирующие образ великой личности. Развенчанию этих мифов – о последних днях осады Гуниба и роли имама в завершении войны, о якобы непрерывной войне, о выборе преемника имама в лице его сына Газимагомеда (на съезде в Анди в 1840-е годы и др.) – я посвящу специальный научный доклад на конференции, которую предполагается организовать к 220-летнему юбилею имама Шамиля в 2017 году.
Историческая память – это такая тонкая «материя», которая вносит свою весомую лепту в формирование нравственности и ценностей подрастающего поколения. Она (память) может быть выстроена или на невежестве, ложных стереотипах и мифах, или на исторической правде, на глубоком знании своей истории. Именно потому нам надо транслировать ценности подлинного знания, знать своих героев и иметь ясное представление о самых драматических страницах истории Дагестана.
Имама Шамиля нельзя представлять только как духовного лидера – имама и улема (исламского ученого), или как полководца и храброго воина. Его натура богаче: он и мудрец, и выдающийся государственный деятель, и воин, и полководец, и алим в одном лице. Интересно, что на сценах Парижа ставились пьесы про Шамиля (в XIX веке), где он представлялся или потомком грузинских царей и князей, или выходцем из Европы, потому что не могли себе представить, что в «диких» ущельях Кавказа может родиться такая личность. Даже книга есть под названием «Шамиль в Париже», написанная в середине XIX века (я нашел её в Пушкинской библиотеке еще в начале 1980-х годов).
Вот уже второй год в процессе реализации находится масштабный кинопроект двухсерийного фильма «Имам Шамиль. Ахульго», заказчиком которого выступает кинокомпания «Дагестан» (генеральный директор и продюсер Магомед Абдулкадыров). Магомед – это энтузиаст своего дела, патриот Дагестана и России. Реализацией проекта занимается киностудия «Ленфильм», написан уже сценарий. Медленно, но верно работа продвигается, хотя много сложностей. Но в руководстве республики считают, что проект имеет право на жизнь, и это очень важно для его успеха. Мы все знаем, что про имама Шамиля снято немало художественных фильмов. Но ни один из них не соответствует масштабу своего главного героя. И Абдулкадыров, и творческая группа «Ленфильма» отдают себе отчет: снимать надо мировой фильм для проката в России и разных странах, а не дешевый исторический боевик, сохраняя при этом глубину постижения личности Шамиля и драматических событий того периода.
Есть еще другая, геополитическая сторона Кавказской войны и феномена Шамиля. Рискуя навлечь на себя критические стрелы некоторых местных патриотов, скажу так: российские солдаты и офицеры выполняли свой государственный долг, покоряя мятежный край. Героизм и упорство проявляли обе противостоящие стороны. Особенно это наглядно было видно при осаде укрепленной горы-крепости Ахульго летом 1839 года; или при осаде Гергебиля и Салта, продолжавшейся более двух месяцев (в 1840-е годы). В окрестностях и на самом Ахульго много сотен, а может, и тысяч безымянных могил (мусульманских и христианских), в том числе и братских.
У царя и его генералов была своя правда: мятежный анклав (часть Дагестана и горной Чечни) – как кость в горле у имперских властей России. И по чисто геополитическим соображениям царь Николай I не мог оставить Кавказ в таком положении, а генералы выполняли его приказ.
Но и у горцев Кавказа была своя правда, заключавшаяся в свободной жизни, когда они признавали только власть Всевышнего и норм обычного права, регулировавших жизнь множества горских мини-республик. Веками они так жили, а тут генерал Ермолов и прочие со своим унизительными для свободных людей порядками (не стоит забывать: по статданным того периода, более 90% населения Дагестана были узденями – лично свободными людьми).
Поэтому в Дагестане, и шире на Северном Кавказе, в жёстком клинче столкнулись две правды, две культуры: имперская, строго унифицированная и централизованная, с одной стороны (без чего не могла бы состояться великая Россия), и культура горской демократии, культура личной независимости и свободы. Поэтому я не мог не подчеркнуть эти два аспекта великой, более чем 30-летней драмы Русско-Кавказской войны в первой половине XIX века (в Дагестане и Чечне, шире на всем Северном Кавказе).
Здесь уместен такой вот пример сравнительного анализа колониальных методов Британии и России. Около 100 тысяч англичан завоевали 100-миллионную Индию за счёт ума и стратегического расчета: где надо подкупали, где надо стравливали местных правителей и т.д. И передовым отрядом англичан выступали всегда купцы, разного рода исследователи, этнологи и журналисты; и лишь в последнюю очередь, военные. А в царской России подобный передовой отряд (очень немногочисленный, кстати) был вытеснен генералами, вроде Ермолова, которые (по причине жестоких карательных экспедиций) и являются главными виновниками мощного повстанческого движения в период с 1828 по 1859 год.
Колоссальный контраст с английской завоевательной практикой: почти 100-миллионная империя никак не могла усмирить 0,5-0,8-миллионный горский «гарнизон» (включая детей, женщин и стариков)?! Правда, был еще Западно-Кавказский (черкесский) фронт войны.
Лишь в 1850 году большой умница генерал Барятинский, которому доверили Восточно-Кавказский фронт, понял: воюем не так, и не теми средствами, и что к горцам Восточного Кавказа надо относиться с предельным уважением и тактом. Он был уверен, что не нужно
разрушать институты, созданные имамом Шамилем (включая и шариатские суды), а опираться на них и на его наибов, чтобы успокоить мятежный край.
Гений имама Шамиля в том и заключался, что он (методами «пряника и кнута») сумел построить настоящее государство, известное из истории как Имамат Шамиля. И не случайно император Александр II принимал Имама Шамиля как великого государственного деятеля, отдавая ему должное и как полководцу, и как мудрецу, и как лидеру «молодого» и очень дерзкого государства, просуществовавшего на части территории Дагестана и Чечни около 20 лет.
В 1836-38 годах имам Шамиль не раз вел переговоры с царскими генералами (фон Клюгенау, Граббе, Розеном, Фези) и не раз имам и его сподвижники писали письма государю. Предмет переговоров и содержание писем – условия мира. В современных (политологических) терминах Шамиль был готов на конфедерацию или даже широкую федерацию с Россией: денежное обращение, внешняя политика за Санкт-Петербургом, а в остальном – широкая внутренняя автономия.
Он так и говорил генералам (цитирую по смыслу): «Мы, мусульмане, будем жить по своим законам, и я вместе со своими сподвижниками гарантирую вам спокойствие без набегов и разбоев на границах, а вы, христиане, живете по своим законам». В сентябре 1837 года Шамиль даже готов был встретиться с царём Николаем I, который сам проявил инициативу и собирался посетить Тифлис. Монаршая воля была доведена до командующего войсками в Северном Дагестане, генерал-майора фон Клюгенау, который обратился с письмом к Шамилю и предложил ему и его сподвижникам от имени царя поехать в Тифлис. Но отговорил совет имамата, куда входили его самые образованные и сильные сподвижники: Ахвердил-Мухамма Хунзахский, Кебед-Магома Телетлинский, Абдурахман Карахский, Галбац-Дибир Каратинский, Ташов-Хаджи Эндереевский (сын чеченского и кумыкского народов). Слишком велико было недоверие, ибо не раз условия мира нарушались. Надо заметить, в такие нарушения свою весомую лепту вносили местные ханы.
Историкам известно, что во время пребывания в России Шамиль захотел встретиться с отставным генералом Ермоловым. Ему эту встречу устроили, и тогда Шамиль ему сказал (цитирую по смыслу): «Если бы не ты Ермол, не было бы войны и не пролилось бы столько крови на Кавказе». Что ему ответил Ермолов неизвестно, но правда истории заключается в том, что весь этот период с 1828 по 1859 год нельзя представлять как перманентную войну.
Были периоды, когда велись мирные переговоры, но не нашли общего языка: слишком различались взгляды переговорщиков на внутреннее обустройство Дагестана, слишком большую угрозу представлял для местных ханов имам Шамиль. Возможно, если бы эта встреча Николая I и имама Шамиля состоялась, история развернулась бы по-другому сценарию (это неправда, что история не имеет сослагательных наклонений, еще как имеет).
Поэтому мне понятно: почему Шамиль принял с достоинством почетный плен и подданство России. Порядок, который был утвержден на Северном Кавказе и Дагестане (основанный на военно-народном управлении), начиная с 1860-х годов, резко контрастировал с порядками Ермолова. Жаль только, что к такому пониманию роли России на Кавказе царские генералы пришли не сразу и было пролито много крови. Поистине, верно говорят: война слишком серьезное дело, чтобы доверять её генералам.
Глава республики Рамазан Абдулатипов, анализируя феномен имама Шамиля, написал на своей странице в Instagram: «В конце жизни имам завещал дагестанцам, кавказцам жить в мире и согласии с русским народом, которым он искренне восхищался. Имам Шамиль изначально был настроен на защиту свободы горцев, но при этом никогда не отказывался от российского подданства. Вместе с тем он видел Дагестан в составе российского государства лишь при возможности сохранения нашей культуры, традиций и нашей веры!». Это очень важное замечание для всех, кто ставит под сомнение с одной стороны право Дагестана на внутреннюю автономию, с другой – целостность Российской Федерации.
Не стоит здесь доказывать также иную версию событий последних дней осады Гуниба в августе 1859 года. Для меня очевидно, что Шамиль до последнего выполнял свой долг, и он каждый свой шаг сверял с тем, как бы на его месте поступил пророк Мухаммед. Он знал, что не имеет права рисковать жизнью женщин, детей и стариков, и он до последнего надеялся, что генерал (а после гунибской эпопеи фельдмаршал) Барятинский разрешит ему и его семейству паломничество в Мекку.
В следующем году исполняется 220 лет со дня рождения имама Шамиля, и эту круглую дату мы (я имею в виду и республиканские органы власти, и общественные организации) должны отметить подобающим образом. Не только история, но и современная ситуация требует от нас этого. Ибо находятся те, кто готов использовать имя имама Шамиля всуе, толкуя нормы ислама совершенно превратно и оправдывая по сути терроризм и антигосударственную практику.
Другая социально важная, примиренческо-познавательная задача заключается в следующем: мы должны сделать все, чтобы Ахульго, этому памятнику героизма и жертвенности, придать статус общефедерального историко-культурного мемориального комплекса. Там каждый камень, каждая тропинка «дышит» историей, равно важной и для Дагестана, и шире, для всей России.
Советник Главы Республики Дагестан,
член президиума Российского конгресса народов Кавказа,
кандидат философских наук Деньга Халидов