Шамхал Алиханов — «Новому делу»
Изначально мы предполагали посвятить разговор с дагестанским дизайнером мужской одежды Шамхалом Алихановым недавней Неделе моды в Москве, где состоялся его очередной показ. Но в рамках «модной» темы оказалось тесно и нам, и нашему собеседнику, поэтому естественным образом, отвечая на вопросы корреспондентов «НД», модельер изложил свою фундаментальную мировоззренческую позицию по многим вопросам, касающимся Дагестана, его прошлого, настоящего и вероятного будущего.
«Одежда меняет стереотипы о дагестанцах»
— Как прошел ваш показ на Неделе моды в Москве? Как приняла московская публика вашу коллекцию?
— Поездка на Неделю моды получилась несколько неожиданной, спонтанной. Меня пригласили на нее, когда я готовил масштабную коллекцию к показу в Махачкале: незадолго до этого я встретился с министром культуры Дагестана Зумруд Сулеймановой, и мы договорились о сотрудничестве. Организаторы отправили приглашение, и я решил не отказываться, принять участие. Это уже четвертая моя поездка в Москву на Неделю моды. Первый раз меня пригласили в 2005 году, причем тогда устроители полностью оплатили все расходы, связанные с участием в Неделе.
Многие не представляют себе, что такое Неделя моды. Это площадка, где так называемые «байеры», проще говоря, закупщики, дилеры могут посмотреть, понять, что им нужно, и купить. Одежда из Дагестана интересна хотя бы потому, что все еще остается для современного россиянина экзотикой. Скорее, они слышали о борцах из Дагестана, нежели о дизайнерах. Потому публика всегда принимает показ коллекций с позитивным интересом.
Одежда меняет стереотипы, которые закрепились за дагестанцами, да и, как ни крути, человека встречают по одежке. Понятие «сделано в Дагестане» имеет большое значение, и в Москве этого не скрывают, спрашивают, где можно приобрести одежду. Причем не только кавказские, но и русские ребята интересуются вещами из моей коллекции.
Наша сила в ремесле. И это, конечно, не сегодняшний коммерческий Дагестан с измененной психологией «купи-продай». Раньше в республике мужчин, торгующих на рынке, редко можно было встретить. В почете были учеба и занятие ремеслом. Но жизнь после перестройки поменялась, и многие, потеряв работу, были вынуждены пойти на рынок. Когда я учился, троечником быть было стыдно. Молодые люди приезжали из сел в города и за счет своей целеустремленности и труда учились хорошо.
В нас не было предприимчивости, каждый аул занимался своим ремеслом. Я рос в многодетной семье в частном секторе Дербента. Мы выращивали помидоры, основная часть которых уходила родственникам в село, но ни в коем случае не на продажу, — это считалось чем-то постыдным. А рядом с домом проходила железная дорога, и меня в детстве иногда подбивали продать помидоры пассажирам проезжающих поездов. Я не соглашался, правда, провоцировал младших (смеется). Целое ведро могли за копейки младшие братья отдать, тратили на мороженое.
В психологию «купи-продай» изначально закладывается смысл как можно больше играть на том, чего люди не знают. Ставят известную бирку и продают за баснословную цену. Такой подход изначально не был свойственен дагестанцу.
Сами с усами
— В Дагестане определенная часть молодежи с радостью приобретет одежду, скажем так, соответствующую нашему менталитету, традициям. Что мешает наладить процесс по производству такой линии одежды?
— Профессионально я уже обосновал право своей «марки» на существование. В этих журналах (показывает выпуски Collezioni) абы кого не печатают. Выезжал в Иорданию, для того чтобы самому увидеть, как живут там наши земляки. Они сумели сохранить свою национальную идентичность. На праздники они одеваются в черкески.
Сегодня к власти в республике пришел новый человек. Хочется надеяться, что сказанное им не останется тезисами, а будет постепенно подтверждаться действиями. Если мы хотим поставить на серьезный поток производство национальной одежды, миллионом рублей, к сожалению, эту проблему не решить.
Вот, кстати, и та ниша, которая поможет создать реальный рынок занятости для наших женщин, которые стоят на рынках.
Сейчас сильно ощущается спад швейной промышленности. Раньше специалистов готовили учебные комбинаты, сейчас не знаю, какие там преподаватели. Но мода и текстильная промышленность, в частности, не стоят на месте, появляются новые типы тканей, и для успешной работы необходимо постоянно отслеживать, что предлагает рынок, а не пользоваться информацией 20-летней давности.
Я не хочу думать, что на мне выпуск такой одежды остановится. Хочется, чтобы молодые дизайнеры продолжали дело на базе того, что уже у нас есть. В последнее время в Дагестане свыклись с мыслью, что у нас, на Родине, нельзя производить качественные вещи, что мы на это неспособны. Наши обувщики выпускают свою продукцию под товарными знаками западных брендов «Бриони», «Балдинини», для того чтобы обувь продавалась. Был даже такой случай: один местный обувщик поспорил, что обувь, на которой красовалась бирка известной фирмы, на самом деле изготовил он. Ему не верили, тогда в подтверждение своих слов он вскрыл часть отделки и показал свой спрятанный под ней отличительный знак, все обалдели: до того здесь укоренилось представление, что мы сами не можем сделать что-то стоящее.
В 1993 году, когда в Махачкале начали проводить фестиваль «Кавказский стиль», на площадку выставлялись коллекции в нашем, дагестанском стиле, в том числе мои. Фестиваль в итоге умер, потому что не было «выхода», все варились в собственном соку.
Мне кажется, было бы неплохо возродить этот фестиваль и наиболее талантливых из его участников обеспечивать работой. Что касается возможного налаживания более массового производства одежды, мне хотелось бы реализовать это с помощью государственных программ. Опять же нет смены из числа хороших швей. Сейчас в моем ателье работают взрослые женщины. Они уйдут, кто может прийти им на смену? Мне придется отсылать лекала в Турцию, где будут шить уже по эскизам. Но хочется, чтобы в нашем краю не потеряли то, что уже наработано.
Абрикос как бренд Дагестана
— Вы по роду деятельности регулярно общаетесь с молодежью, знаете не понаслышке, какие настроения царят в этой среде. Как можете охарактеризовать ее?
— Понятно, что сейчас молодежь в целом не знает, как мы жили. Для нас было законом слово старшего. Попробовал бы пацан раньше сказать отцу, что так, а что нет… А сегодня уже дети учат родителей. А все от незанятости этих детей и возникающего от этого «брожения» в голове. Мы жили по горским законам, которые не противоречили законам Всевышнего. Знали, что в определенный час люди идут молиться, и это не выставлялось напоказ. В нашей семье садились ужинать, только когда отец приходил с работы, как бы поздно это ни случалось. Все это сегодня стерлось. Мы рискуем потерять самоидентичность.
Дагестан богат своими природными ресурсами, взять хотя бы абрикос. Сегодня мало кто из нас знает, какими свойствами он обладает. Абрикосы — это уникальный продукт. Недавно английские ученые проводили исследование с целью выяснять секрет жизненного долголетия людей в одной индийской провинции. Выяснилось, что причина в свойствах абрикоса, который употребляют жители провинции.
Можно было бы выгодно разрекламировать этот привычный в наших краях фрукт. В республике столько чемпионов среди спортсменов, которые, отвечая на вопрос, в чем их сила, могут ответить: «Я пью дагестанский абрикосовый сок». И тут же можно дать информацию о том, сколько в нем ценных качеств.
Как-то в разговоре один гость республики спросил у меня: «А вы знаете, что самое ценное из продуктов в Дагестане?». Я ответил: «Абрикос». А он удивился: сколько, говорит, дагестанцев видел, все на мой вопрос отвечают: «Коньяк».
Конечно, ни один бизнесмен не пойдет с проектами в республику, если мы не научимся уважать и ценить свое исконное. У многих местных предпринимателей нет понимания, насколько важно вкладываться во что-то полезное. Ими движет другая психология: «Как бы урвать еще побольше». Вот в Махачкале построили кучу торговых центров и так перенасытили рынок, что никакого спроса не хватит. Силен стадный принцип: «Этот построил — и я так же».
Каждый должен быть на своем месте. Я принципиально не ношу чужое, всегда свое, я так и позиционирую себя.
— А нет богатых людей в нашей республике, готовых вложиться в социально или культурно значимый проект?
— Один из тех, кого я знаю, — это Омари Каллаев, который на свои деньги возрождает фестиваль национальной песни. Такими людьми движет любовь к искусству, культуре, а не стремление к наживе. У меня были предложения о сотрудничестве от бизнесменов, но я не хочу с ними связываться, потому что всегда имеет место человеческий фактор, вмешательство во внутренние дела и постоянная зависимость от условий того, кто платит.
«Прописали» в Грузии
— Выделение денег на реализацию вашего проекта — это вопрос политической воли властей, или их в этом смысле ограничивает отсутствие каких-то законов, которыми они могли бы оправдать выделение средств на реализацию проекта по созданию линии и выпуску национальной одежды?
— Рамазан Абдулатипов озвучил сейчас идею, что в Дагестане необходимо поднимать производство. В 80-е годы были инициативные люди, которые пытались что-то предпринять, наладить производство, а потом появились «братки», которые все разрушили. Сейчас еще наше обувное производство держится по сравнению с остальными отраслями, в которых Китай прочно занял свои позиции. Наши производители вставляют вместо стелек теплую цигейку (меховые овчины из мериносовой и других пород овец. — «НД»), китайцы еще до этого не додумались. В свое время, когда появлялись залы с игровыми автоматами, говорил знакомым: «Слушай, ты же понимаешь, что ты человека «раздеваешь». Не делай этого». А когда появились другие залы, мне отвечали: «Ты меня отговорил, а вот же тут другие открыли». То есть то, что раньше было делать непорядочно, неудобно, сейчас — удобно.
— Насколько подъемна для республиканских властей сумма, необходимая для реализации проекта по выпуску линии одежды от Шамхала Алиханова?
— Я реально оцениваю возможности. Достаточно отвести под это экспериментальную площадку в 200 квадратных метров, где будет происходить процесс обучения и располагаться зал демонстрации одежды и цех по ее производству. Как и во всех Домах моды, мастера будут проходить практику, работать там и потом уже создавать свои линии. Набрать толковых, талантливых мастеров, для того чтобы они непосредственно выполняли задуманное. Приходят они на площадку, ты приставляешь к ним опытного мастера, тогда и у последних появится интерес передавать свой опыт. Можно будет отправлять таких учеников в Турцию, где мощная дагестанская диаспора и где мастера могут пройти практику на местных фабриках. Сегодня техника настолько продвинулась, что уже все поставлено на механизм. Такие технологии стоят немалых денег, зато дают хороший результат.
После показов бизнесмены не раз обращались ко мне с предложениями о сотрудничестве. Помимо желания приумножить капитал ими двигало и тщеславие: засветить «свой» проект на подиуме. Но когда я им говорю, что хочу делать свою работу в Дагестане и поставлять ее отсюда, это их отпугивает.
На страницах одного модного журнала меня, представляя читателям, назвали грузинским дизайнером. Стал выяснять, почему так произошло, на что мне, признавая ошибку, ответили: «Мы никак не предполагали, что в Дагестане могут быть дизайнеры».
«Дизайн одежды — дело мужское»
— Почему вы шьете только мужскую одежду?
— Просто я начинал с того, что шил для себя. Во времена советского дефицита это было особенно актуально. Нужно же было как-то одеваться.
Меня как-то в ходе одного интервью спросили: как такое возможно — мужчина-модельер на Кавказе? А если задуматься? Кто с древних времен со шкурами жесткими возился – обмачивал, растягивал, отделывал? Этим всегда занимались мастера-мужчины. Женщине лучше удается действовать как исполнителю. Никоим образом не хочу никого из представительниц прекрасного пола обидеть, но все ведущие модельеры мира — мужчины.
Если бы для меня дизайн одежды был просто работой, я бы проболел этим делом год-два и, поняв, что перспективы туманны, бросил бы эту затею, переориентировался бы на пошив ширпотреба. Но в том и разница между портным и дизайнером, что портной получает заказ от клиента, делает одну вещь, вытачивает, и его это устраивает.
Я же воплощаю вещь как идею, а исполнением может заниматься та же Турция. Московский рынок интересен тем, что тебе платят за идею, и хорошо платят. Я, правда, слышу иногда: «Шамхал, вы приехали на Неделю моды, показали свои идеи, но получается, что у вас нет массового производства, а другой просто может ваши идеи слямзить». Ну если я не могу пока претворить это в жизнь, так пусть хоть другой воспользуется идеей.
— А не жалко?
— Жаль упущенного времени. Прошло двадцать лет, а производственный план, к сожалению, стоит на месте. Я не теряю оптимизма. На наш край пришлось много лишений, но мы всегда находили выход и поднимались. Сейчас совместно с Минкультом и Комитетом по народным художественным промыслам, надеюсь, получится поднять швейную индустрию в республике.
«Дагестанцы абы как не одеваются»
— Как можете охарактеризовать современную манеру одеваться среднестатистического дагестанца?
— Было б некорректно с моей стороны оценивать это. Если я начну критиковать стиль, присущий нашим людям, мне резонно возразят: почему тогда у тебя нет своего магазина, в котором можно было бы приобрести стильную одежду.
Могу отметить, что дагестанцы абы как не одеваются, если сравнить в целом по стране. Долгое время модные проявления у нас в республике рубил на корню тухум, общество, окружающие. И я с этим сталкивался. В Дагестане человеку с детства прививается сильное чувство соперничества, когда каждый пытается перещеголять другого в престиже той или иной марки, например.
По той же самой причине в республике так хорошо развивается спорт, правда, несколько односторонне. А ведь наши климатические условия позволяют нам развивать столько разных спортивных дисциплин. Взять ту же гимнастику, теннис, плавание. Мой товарищ, одержимый кайтсерфер (кайтсерфинг — вид спорта, основой которого является движение под действием силы тяги, развиваемой удерживаемым и управляемым спортсменом воздушным змеем-кайтом. — «НД») Эдуард Гаджиев обучил этому виду спорта в Дагестане уже 15 человек. Правда, это дорогая дисциплина, там нужна специальная амуниция. Сегодня кайтсерфинг — самый популярный среди индивидуальных видов спорта в мире. Единственным удобным местом для кайтсерфинга в России является Дагестан, потому что здесь для него существуют идеальные климатические условия: дующий постоянно ветер, горный массив. Вместе со своими учениками и единомышленниками Эдуард ездит в последние годы на всевозможные чемпионаты. Благодаря кайтсерфингу к нам стали приезжать любители этого вида спорта из других российских регионов. Сперва гости несколько настороженно отнеслись к идее туризма в нашей республике, но когда съездили в горы и увидели, как, с каким уважением и гостеприимством их принимали в наших селах, были очарованы. К сожалению, дорогие перелеты сейчас тормозят развитие туризма. Гражданину нашей страны дешевле полететь во Вьетнам, чем в Дагестан.
Нужно понимать, что только мы сами поднимем Дагестан, за нас этого никто не сделает. Раньше существовали меценаты, которые безвозмездно, из чувства патриотизма вкладывали деньги в искусство, но сейчас этого нет, и, соответственно, неправильное использование денег приводит к сегодняшней ситуации. Неправильно к деньгам подойди — они будут неправильно работать.
Сегодня сопоставляешь времена и понимаешь, что мы жили в золотое время. Оканчивали вуз, и все дороги были открыты — выходцев из Дагестана во всех регионах России брали на работу с удовольствием, хотя бы потому, что у наших людей чаще всего имелся разряд по спорту, плюс не пили.
Что мне нравится в Абдулатипове — он первый озвучил многое, что у нас происходит и что раньше старались замалчивать. Лишний раз на чужбине не хотят наши люди со своими, с дагестанцами, общаться, связываться. Это же беда! Зайцев говорит мне: «Ну и что ты там пашешь, пашешь? Переезжай в Москву, тут у тебя больше возможностей». Но ведь я хочу именно в Дагестане продвигать свою линию и отсюда импортировать одежду в Москву. Чтобы можно было сказать, что «сделано в Дагестане». Для меня это принципиально.
Источник: http://www.ndelo.ru/kultura-9/1081-sdelano-v-dagestane-dlja-menja-printsipialno