О спецоперациях и боевиках в Дагестане говорят настолько часто, что при первом просмотре новостей о республике складывается впечатление, что тут все время много полиции и людей в камуфляжной форме. Так ли это? Сколько у нас на самом деле боевиков и почему именно Дагестан стал на острие этой войны и дезинформации, о нововведениях в МВД, приданных силах и «робин гудах» корреспондент РИА «Дагестан» беседует с министром внутренних дел Республики Дагестан, генерал-майором полиции Абдурашидом Магомедовым.
– Абдурашид Магомедович, Вы уже два года в должности министра внутренних дел Дагестана. Какие изменения произошли в системе МВД за это время. Как прошла реформа? Насколько известно, около 200 сотрудников не прошли аттестацию, в других регионах больше. В чем причина?
– Мы провели полную аттестацию личного состава. В самом деле, около 200 сотрудников не переведены в полицию. Эти аттестации проводились на местах, в том числе и здесь, в центральной аттестационной комиссии. Мы в этой системе хотели быть объективными. Я исходил из того, что, в принципе, если человек не работает, то у руководителя всегда есть возможность принять по нему решение. И аттестация должна быть объективной– она не для того, чтобы сводить счеты. Некоторые же руководители предоставляли отрицательныезаключения на сотрудников, хотя по ходу службы в личном деле ничего подобного не отражалось. То есть, для того, чтобы заявить, что человек не готов работать дальше, должна быть системность выявления его недостатков. Если этой системности не было и вдруг на аттестации заявлять, что этот сотрудник не подходит, – это не дело. Такое легкомыслие мы исключили. Другой вопрос был еще и в исключении коррупционной составляющей. Мы изучили все дела личного состава и пришли к выводу, что если нет системности в нарушениях и люди не проявили себя в каких-то негативных моментах, то ставить вопрос об их переходе или непереходе в полицию – некорректно. И это исходило из материалов личных дел. А в случаях, когда дальнейшая работа с людьми не представлялась возможной, мы принимали объективные решения. Помимо этого, многих мы даже не допустили к аттестации и с ними прекратили трудовую деятельность. А эти 200 человек – люди, которые непосредственно не прошли аттестацию.
Что касается структурных изменений в МВД, то да, они произошли, и очень существенные. Если до реформы у министра было 9 заместителей, то сейчас их осталось только 3. Существенные изменения произошли и с введением должности заместителя министра, начальника полиции.
Есть в системе МВД такая служба, как Полиция общественной безопасности. Это огромное количество людей, и я думаю, было бы эффективно, если бы эту Службу курировал заместитель министра. 9 заместителей – это, конечно, перебор, но, если было бы 4 – то, я думаю, в этой ситуации мы бы не проиграли в плане управления в системе МВД.
В результате реформы значительно выросло денежное довольствие сотрудников. Фактически у МВД достаточно средств, чтобы мы могли спросить у сотрудника результат его работы. И люди стали дорожить ею. Но при этом есть и те, которые недопонимают своей роли.
Конечно, ожидать, что за два года реформы произойдут революционные преобразования,не приходится, но изменения в лучшую сторону есть. В том числе и по линии полиции общественной безопасности, криминальной полиции, по вопросам, связанным с противодействием экстремизму и терроризму. Люди стали ответственнее. И это заметно.
– Наращивание личного состава внутренних войск в республике, переброска части сил из Чечни в Дагестан. Есть ли результат от этого? В народе ходят слухи, что будет введен режим КТО, что повторится вторая Чечня.
– В СМИ очень много домыслов по этому поводу. Называется цифра: 25 тысяч солдат. Я хочу, чтобы было понятно, что к нам в республику в настоящее время на временную дислокацию в составе временной оперативной группировки переброшены 1700 человек, планируется перебросить еще около 800 человек. Это все силы МВД. Вот мы создали 10 временных оперативных групп. Это не войсковые подразделения. Это сотрудники подразделений внутренних дел. Они будут выполнять те же функции, что и участковые, оперативные работники, работники по охране общественного порядка. Никакие другие задачи им не поставлены. Если их дислоцировали, например, в городе Буйнакске, то зона их действия – город Буйнакск. И граждане это понимают. Дагестан настаивал, в том числе и руководитель республики, чтобы эти силы у нас были. В регионе самая малая плотность полиции на душу населения, в соседних регионах Северного Кавказа в 2 с лишним раза больше, а по стране – в 1,5 раза больше, чем у нас. Вот взять, к примеру, Табасаранский район. Там население по последней переписи – 57-58 тысяч человек. На такое количество жителей там всего 59 сотрудников. И сейчас путем внутреннего перемещения отправили туда еще 20 человек. Это мизер при той сложной местности и ситуации, которая там сложилась.
Что касается войск на территории республики, то тут расположены 102-я бригада и новый полк, где служат около тысячи солдат. Других сил, которые дислоцированы на территории республики, – у нас нет.
Если же проводятся какие-то операции, то на территорию республики для выполнения каких-то конкретных задач перемещаются из соседней Чечни силы, которые после их выполнения уходят обратно на места постоянной дислокации. Таких мифических цифр в 25 тысяч человек у нас нет.
В зависимости от того, какое будет принято решение руководством страны, такое количество войсковых подразделений и сил полицейских и будут передислоцированы в республику – и ни одному законопослушному гражданину они мешать не будут.
– А вы как-то отслеживаете источники дезинформации?
– Да, мы отслеживаем постоянно и даем через СМИ ответ, правильные сведения. Это не закрытая информация. А дезинформация нужна каким-то деструктивным силам, чтобы показать, что якобы в Дагестане совсем плохо, что им приходится создавать такую милитаристскую республику. Им хочется, чтобы было много горя. Вот на примере недавних событий на Кубани. Произошла трагедия, погибли 170 человек. Но какие-то силы дезинформировали, что погибли несколько тысяч человек и что власти это скрывают. Как можно в городе с населением в 45 тысяч человек скрыть такую информацию? У нас происходит по тому же типу.
– Появилась информация, что приданные силы размещают в школах и детских садах.
– Это неверная информация. Ни одно учреждение, которое является социальным и образовательным, мы не занимали. Для этого есть средства. Вот, например, в городе Каспийске солдаты размещены в заброшенной детской колонии. В настоящее время они дислоцируются там. Если взять Махачкалу, то тут они дислоцированы на территориях Ленинского и Кировского райотделов. В Буйнакске ребята размещены на территории самого горотдела. В Унцукульском и Цумадинском районах они живут в палатках.
– Абдурашид Магомедович, как Вы можете прокомментировать заявления граждан о причастности правоохранительных органов к похищениям людей, которые потом обнаруживаются в зданиях ОВД, и им предъявляют хранение оружия? Если происходят задержания, то почему они не проходят открыто, чтобы у родственников не возникало поводов для возмущений?
– Есть такое понятие, как оперативная работа. Мы работаем по многим лицам, которые попадают в поле зрения наших и других взаимодействующих структур. Разные бывают причины и способы задержания. Например, зная, что человек вооружен и может оказать сопротивление, мы это проводим очень быстро. Потом в райотделах все это документируется с привлечением следователей и дознавателей. Если мы имеем информацию, что человек может совершить серьезное преступление террористической направленности, то, конечно, мы проводим эти мероприятия быстро, чтобы эти задержания не привели к перестрелкам, которые могут привести к гибели гражданских лиц.
Но в случаях, когда мы задерживаем и при этом оказывается сопротивление, – нами это не расследуются. Дела по этим доставленным и задержанным расследуются в Следственном комитете. И здесь какой-то предвзятости в интересах полиции не бывает. Они объективно расследуются.
Что касается второй части вопроса, то есть оперативные службы, и мы не может кричать на всю республику, что мы идем задерживать какого-то конкретного человека. Я не сторонник того, что там, где нет необходимости, следует применять силу и устраивать, как это называется, «маски-шоу».
– А есть какие-либо проблемные ОВД в этом плане? Жители часто называют Кизилюртовский и Хасавюртовский. Вы ведете такую статистику?
– Какого-то агрессивного настроя со стороны руководителей или личного состава этих ОВД мы не наблюдали. Просто в этих городах данная проблема стоит намного острее. Я считаю, что если в какой-то ситуации можно было обойтись малыми силами и лучшими способами, но этого не сделано, – то это признак непрофессионализма. Такие факты, к сожалению, имеют место быть.
– Как завершилась история с кизилюртовскими «робин гудами»?
– Мыпроводим проверку с учетом публикаций в СМИ, что якобы это сотрудники органов внутренних дел. Если это объективно подтвердится, мы им дадим принципиальнейшую оценку – эти люди работать в полиции не будут. Это глупость. В республике достаточно правоохранительных структур для того, чтобы разбираться с каждым противоправным фактом.
Здесь народным мстителям делать нечего. Пусть занимаются своими проблемами. Сейчас я не готов сказать, насколько это реально, но имели место факты в Хасавюрте, когда забросили гранаты во дворы лиц, которых мы разыскиваем. Мы полагаем, что есть еще пара фактов, когда, возможно, из мести что-то произошло. От кого бы это ни исходило, кроме как глупостью, я это ничем иным назвать не могу.
– Охарактеризуйте дагестанское бандподполье. Членов бандподполья становится больше или меньше? Какова их идеологическая подоплека?
– Я никогда в своей работе не давал оценку тем или иным событиям с точки зрения религии. Я не являюсь специалистом в этом деле, но считаю, что ни одна религия мира не может оправдывать насилия. В отношении бандподполья мы исходим из тех уголовно наказуемых действий, которые совершают эти люди, входящие в него. С этой точки зрения бандполье у нас очень активное, организованное. Его члены не просто босяки, которые от нечего делать занимаются этим. Каждое свое преступление они прикрывают какой-то религиозной тематикой. Но каждый, кто совершает уголовно-наказуемые преступления, понесет соответствующее наказание.
– Как Вы оцениваете их оснащенность оружием, боеприпасами и передовыми технологиями?
– Оснащенность очень высокая и разнообразная – и стрелковое оружие, и гранатометы, и взрывные устройства. К сожалению, после событий в Чеченской Республике огромный арсенал оружия остался там. Есть другие каналы поступления оружия в республику, мы по ним работаем. В Дагестане также много умельцев, которые травматическое оружие переделывают в боевое. В республике за последние два-три года изымается почти половина всего изъятого оружия на всем Северном Кавказе, может, даже и больше.
– Сколько, по данным МВД, боевиков в республике?
– Если исходить из имеющихся у нас оперативных данных и тех людей, которых мы объявили в розыск и ищем, у нас около 200 боевиков, плюс-минус 50 человек.
– Источники финансирования?
– Есть каналы и международного финансирования, но они не так значимы, как говорят об этом. Не столь масштабны, чтобы придать значимость этому бандподполью. В основном бандиты занимаются вымогательством. Есть и каналы добровольного финансирования. Мы раскрыли несколько таких. Достаточно обеспеченные люди занимались этим. Но это не является системой. Это, скорее, исключение из правил.
Нами на днях в Хасавюрте задержана вооруженная группа, у которой мы изъяли ноутбук, а там – большой список тех людей, которым они закидывали флешки. Кто-то не поддается вымогательству, а кто-то выплачивает денежные средства. Нами были выявлены факты, когда и из других регионов нашей страны поступало им финансирование. Не могу сказать, что они сильно обеспечены деньгами, но и проблем с финансированием у них нет.
– Расскажите о пришлых боевиках.
– У нас в Дагестане каких-либо исторических обстоятельств для появления подполья нет. Нет даже корней этого явления. Если вы помните первую войну в Чечне, 1999 год, население выступило совершенно против всей этой ситуации. Все пошло с того, как наши граждане начали спокойно выезжать за границу. Свобода пересечения границ – это нормальное явление, к которому мы бы все равно когда-нибудь пришли бы. Но мы видим постоянное прибытие зарубежных эмиссаров. Они целенаправленно приходят, чтобы создавать здесь подполье. ИзКазахстана, со Ставропольского края, Ростова приезжают, из других регионов. В прессе их называют «русские ваххабиты». Их не так много, но при наличии своих проблем для нас и этого достаточно. Недавно в спецоперации был убит так называемый «канадец» – Вильям Плотников. Они приезжают, чтобы тоже дестабилизировать обстановку. Здесь цель, может,– и не конкретно Дагестан, а вся ситуация на Северном Кавказе и в целом в стране. Должен сказать, что какой-то целенаправленной работы по пресечению приезда сюда иностранных эмиссаров и людей из других регионов России, желающих вступить в подполье, мы не проводим. Есть специальные структуры для этого. Думаю, они дали бы более развернутый ответ вам. Но мы тоже разбираемся. Хотим понять, откуда это все идет, почему происходит.
– Почему активность бандподпольяиз Чечни переместилась в Дагестан?
– Тут мы возвращаемся к началу нашего разговора. О плотности полиции на территории республики. В соседней республике, и я рад за них, достаточное количество сил и средств для противостояния боевикам. Мы полагали, что у нас более благополучная ситуация и недооценили опасность чуть меньше 10 лет назад. Нельзя сказать, что мы ее упустили, но мы ее недооценили. В тоже время мы не можем жестко реагировать. Малейшее нарушение закона с нашей стороны становится предметом широкого обсуждения. Это правильно, это нас дисциплинирует.
Источник: http://www.riadagestan.ru/interview/2012/7/23/139866/