В начале года в издательстве «Эпоха» вышел роман Полины Дибировой «Орнамент на моей ладони» и сразу же расколол дагестанскую читающую публику на два лагеря. Одни хвалили молодого автора за смелость, за масштабность замысла и нетривиальный подход, другие говорили о подмене, о паразитировании на имени большого ученого, о неточностях, из которых складывается большая ложь. «НД» представило возможность высказаться обеим сторонам.
«Совершена страшная подмена»
Патимат Тахнаева, историк:
К новому роману Полины Дибировой у меня две основные претензии. Первая — автор совершенно не знает и не любит Дагестан, о котором взялась писать. Роман изобилует ошибками, неточностями, искажениями, причем именно в деталях, которые обычно укрепляют текст и должны бы придать книге достоверность, приблизить читателя к пониманию быта, жизни и сознания горцев, а соответственно, и главного героя. Видно, что Полина в горах все же несколько раз была, общее представление о горской жизни и традиционном укладе у нее есть. Но именно что «общее».
В романе переврана и убого представлена подлинная культура Дагестана. К примеру, главный герой романа рассказывает, как, вернувшись из плена и застав в доме только беспомощную постаревшую мать, он берет на себя все заботы по хозяйству: «Я на огне топил коровье масло и заливал им деревянные кадки». Но позвольте, топленое коровье масло никогда не заливается в деревянные кадки. И не сушат горянки анис! И уж совершенно поражают неизвестные доселе обряд погребения («в могилу клали под наклоном дубовые доски и засыпали землей») и свадебный ритуал («на свадебный хлеб ставили по две или даже четыре печати объединившихся родов»).
И такими ляпами нашпигована вся книга. Как можно было писать, что отец Парука платил калым за свою невесту? Не было в горах калыма! Более того, оказывается, мать Парука была из «ханских князей». О свадьбе героя в ауле (это происходит, заметим, в 1945-м, первом послевоенном году!) Полина пишет: «Она остановилась только тогда, когда иссякли все запасы еды и питья в доме, когда гости потихоньку начали вспоминать об оставленных дома делах, а музыкантов переманили на другое торжество». Представление о горской свадьбе у автора очень странное — как о беспорядочном и беспрерывном чревоугодие, а музыканты (на традиционной горской свадьбе — это зурнач и барабанщик) — те вообще «умолкли и зачехлили инструменты». Надо полагать, зурну и барабан «зачехлили». Точно так Полина «зачехляет» массу деталей горского быта, которые и есть суть традиционной дагестанской культуры.
В книге Полины горянка, зайдя в гости, запросто предлагает взять свою дочь замуж, а главный герой романа, приняв это предложение, на пару с другом детства, сапожником-выпивохой, сам отправляется сватать себе невесту.
Единственная область, в которой автор хорошо ориентируется, — это дагестанская кухня. Ее Полина знает. Но во всем остальном она проявляет полную неосведомленность и оскорбительную поверхностность. Создается впечатление, что к огромной культуре Дагестана автор относится как к элементу дизайна: добавляет отдельные яркие этнические нотки для непосвященных, своего рода расписные папуасские барабаны для развлечения заскучавшего читателя.
Вторая претензия серьезнее. Роман написан от имени Парука Дебирова, выдающегося культуролога, автора шести монографий. Мне посчастливилось общаться с Паруком Муртузалиевичем, я читала его труды и утверждаю — в романе совершена страшная, даже преступная подмена. Автор, то есть Полина Дибирова, говорит от имени своего великого деда, ученого, зрелого мужа, но мысли, приписанные ему, остаются мыслями 27-летней барышни. И этот прием приводит к колоссальному принижению образа. Безграмотность автора, то есть Полины, автоматически транслируется на ее героя — одного из самых образованных и эрудированных людей в Дагестане. Немыслимо, чтобы Парук Муртузалиевич мог сказать, что его персидское имя досталось нам от арабов-завоевателей. Где персы, а где арабы, скажите? Так же немыслимо, чтобы он назвал горца «матерым косматым мужиком». Мало того, сама биография Парука искажена, изменены ключевые моменты его жизни. О своем образовании герой романа Парук говорит: «В гимназии я изучил арабский». Большую нелепицу представить трудно. Где угодно, но не в гимназии — там учили латынь, древнегреческий, а арабский изучали в медресе. И, между прочим, когда Парук родился, гимназий уже не было… А если говорить о реальном Паруке Муртузалиевиче, то он знал аварский, русский, немецкий, грузинский, кумыкский, лакский, но арабский как раз-таки не знал.
Не знаю, зачем Полине понадобилось раньше времени «умертвить» отца Парука, но в романе герой лишился отца в 15 лет, хотя на самом деле доктор Муртузали дождался сына, вернувшегося из плена. Видимо, тут Полине захотелось добавить драматизма или она просто не сумела справиться с таким количеством персонажей и отбросила в сторону собственного прадеда, как «лишнюю деталь». Отбросила так же легко, как до этого подкинула читателю калым, анис, дубовые доски и родовые печати.
Я вижу рецепт этого романа. Я вижу, как он был состряпан. Кое-что Полина все же прочла, для того чтобы говорить о «безворсовых коврах» и «поливной керамике». Кое-что скачала из интернета, о чем-то расспросила бабушку — жену Парука Муртузалиевича Нину Ивановну. А затем залила эти разнородные блоки потоком собственной рефлексии. Возможно, она так «открыла» для себя деда. Но закрыла его для всех остальных.
«Персонажи выкручивают автору руки…»
Полина Дибирова, автор:
Сначала я бы хотела сказать о том, почему эта книга вообще была написана, почему появилась. Ведь все должны понимать, что писательский труд — нелегкий и уж совсем не скорый. И в моем случае я руководствовалась тем самым, всем известным правилом: «Можешь не писать — не пиши». Но я не могла. Дело в том, что деда, того деятельного человека, ученого, о котором с таким уважением говорят те, кто его знал, я почти не помню. Мне было всего 14, когда он умер, и все свое сознательное детство я видела его только больным, уставшим, лежащим на диване перед телевизором. Но бабушка рассказывала и о другом периоде его жизни, и это была жизнь настоящая, полная и яркая. Повзрослев, я поняла, что совсем не знаю своего дедушку. А ведь это так важно для человека — знать свои корни.
Так что в некотором смысле этим романом я пыталась вернуть себе деда, пройти вместе с ним его путь, понять, каким он был. Когда я бралась за книгу, отдавала себе отчет, что это не коммерческий проект и дальше Дагестана она не пойдет, имя в литературных кругах на такой «несовременной» книге не сделаешь. Так что писала ее без расчета на успех или признание, что в определенном смысле дает автору восхитительную свободу.
Немножко расскажу о своем «творческом методе», чтобы было понятней. Я много читала о людях, которые пишут легко, как, например, Алексей Толстой, который просыпался поутру, садился за стол и писал определенное количество страниц, после чего откладывал в сторону перо, шел обедать и забывал о работе до следующего утра. Но это не мой случай. Я пишу трудно, тяжело. Сначала мне нужно «зайти в комнату», то есть сконцентрировать сознание, чтобы в этой «комнате», где и будет развиваться действие романа, поднялись стены, появился потолок, проявились предметы и ожили, заговорили герои. А потом что-то меняется в самой сетчатке глаза, и ты просто видишь и послушно описываешь то, что тебе показывают. Так что выбора у меня, можно сказать, и не было — что видела, то и записывала. И мой герой требовал разговора именно от первого лица.
Мне недостаточно было простого жизнеописания в формате ЖЗЛ, я хотела через слово почувствовать деда, еще раз осознать и закрепить свою причастность к нему и его судьбе, свое родство с ним. А это было возможно только посредством разделенных мыслей, разделенной боли, разделенной любви. Да, это, наверное, было дерзостью с моей стороны. Но ведь не меньшей, если не бОльшей, дерзостью было бы вместо моего прямодушного «я думал..» написать «Парук думал..». В первом случае читателю предлагается некая игра, но он все-таки помнит, что автор — Полина Дибирова, а перед ним художественный текст. А во втором он об этом забывает, точнее — ему помогают забыть. В нем автор маскируется под документалиста и выступает в роли беспристрастного рассказчика, чуть ли не очевидца, что само по себе уже подлог.
Я понимала, что беру на себя огромную ответственность, но иначе безмерно важная для меня книга просто не состоялась бы. Это отдельная и сложная тема — взаимоотношения писателя и текста. Кто хоть раз брался за роман или повесть знает, что персонажи, если они, конечно, не мертворожденные, выкручивают автору руки, своевольничают, настаивают на своей правде и своем праве. И часто автор вынужден считаться с правдой текста больше, чем с правдой жизни и биографии. Отсюда в моей книге и письма Парука к Нине и Нины к Паруку. Подлинные письма не сохранились, к сожалению, но ведь они были, и без них история любви этих двух очень дорогих мне людей была бы неполной. Отсюда же и некоторые искажения реальной биографии Парука Дибирова — пластика текста, как я ее понимала, требовала этих искажений. К тому же кроме героя и автора существует еще и читатель, которого нужно увлечь и держать в напряжении, сохраняя интригу, не позволяя ему заскучать и отложить книгу.
Мне задавали вопрос, почему я так странно завершила роман, фактически оборвала его на том моменте, как Парук вернулся в Дагестан и дождался свою Нину. Но ведь ответ очевиден. Мне была интересна история поиска себя и своего пути, история преодоления страданий, несчастья и боли, история Возвращения. А вернувшийся, все преодолевший и много лет посвятивший исследованию культуры Дагестана Парук Дебиров — это герой совсем другой книги. Может быть, кто-то когда-то ее и напишет.
Мне до сих пор немножко неловко произносить «я написала эту книгу», потому что временами это действительно было что-то вроде трансляции. Мне надиктовывали, я послушно записывала и почти чувствовала, как держу вместе с дедом его автомат, гляжу на мир из-за колючей проволоки концлагеря, теряю сознание на допросе у следователя и пишу письма моей Нине. Но трансляция прекратилась, и завершился мой роман. Дописав его, я поняла, что не могу его читать. Это отработанный урок, закрытый гештальт. Я провела в своей «комнате» 4 года, выходя из нее в реальный мир только изредка и по крайней необходимости. Я не стану возвращаться туда опять.
Источник: http://www.ndelo.ru/one_stat.php?id=6489